Песня последнего скальда (СИ)

Сбыслава между тем говорила о том, как отказал Рагнар Орвару, потому что она – рабыня Ингрид. И пошел Орвар говорить с Ингрид, и все не знал, как к ней подойти. Долго уговаривал он гордую дочь Рагнара, а потом та рассердилась и прогнала его прочь. Разругались они и ушел фриз, унеся злобу в своем сердце. С тех пор перестал ходить он в дом Рагнара.

Стиснул я кулаки – да делать нечего. Женщина она и есть женщина – все на нее смотрят. А если она еще и рабыня, так тут втрое хуже. И никак с такой бедой не поборешься.

Я не стал говорить о том со Сбыславой, и Орвару после тоже ничего не сказал. Только ждал, что будет дальше и молча готовился встретить беду с мечем в руках.

В ту ночь мне снились нескончаемые потоки мрака, затопившие всю вселенную, и было в моем сне все не так – словно вдруг очутился я в подземном царстве смерти. В реках вода там текла черная, трава на лугах колыхалась черная, по берегам лежал черный холодный песок, черный ветер беззвучно раскачивал черные деревья и на черное небо ползли черные грозовые тучи.

Проснулся я от предчувствия страха. Что-то незримое летало в воздухе, наполняя его ощущением чьего-то невидимого присутствия, и черные тени встали у меня за спиной. Я тряхнул головой, сгоняя остатки сна и неясных видений, но ощущение того, что нечто важное должно вскоре произойти, не оставило, меня, не растворилось в сиянии утра. Тени не ушли – они просто стали меньше, притаились в углах, спрятались от солнечного света.

Прежде я слышал от мудрых людей, что порой боги даруют скальдам способность предвидеть будущее.И теперь я чувствовал, я видел – но что это было, не мог сказать. Один позволил мне лишь пригубить из чаши с медовым напитком. Я научился слагать песни, но не умел их толковать. Я ощущал за спиной черную пустоту – немую и бесконечную. И я вдруг понял, что позади меня стояла смерть.

Она была, повсюду – я чувствовал ее запах. Она таилась во всех углах, висела под потолочными балками, черными тенями лежала на полу.

Я встал, стряхнул приставшую к одежде солому, и пошел в крепость, надеясь скрыться, убежать от преследовавшего меня мрака. Но духи черного мира летели за мной по воздуху, не отставая от меня ни на шаг. И хотя от небесной колесницы разливалось животворное тепло, мне было холодно, словно я окунулся в речной омут. Смерть была рядом, однако я не ведал за кем она пришла.

А потом я увидел наглухо затворенные окна терема и мне вмиг открылось зачем духи смерти покинули в то утро свою ледяную страну. Они явились с полей вечного мрака, чтобы унести в обитель старухи Хель душу Гостомысла.

Я собрал воедино все свои силы и вошел в терем. Смерть вошла вместе со мной и я сам отворил ей двери.

Озарение, сошедшее на меня, не было лживым сном. В то утро старый Гостомысл так и не поднялся со своей постели. Почувствовав неодолимую слабость, старейшина велел своим волхвам приготовить целебный напиток. Но, выпив колдовского зелья, он все разно не нашел в себе сил откинуть тяжелое меховое одеяло. Может, Гостомысл и сам уже понял, что едва солнце закатится за край земли, пламя его жизни угаснет? А, может, я один знал наверняка, что не успеют еще небесные кони отвезти в стойло свою колесницу, как померкнет на небе звезда Гостомысла.

Но даже я не ведал о том, что прежде чем луна успеет родиться заново, погаснет еще не мало звезд, чтобы освободить место для сияния новой звезды!

Я не стал ждать у Гостомысловых дверей, считая мгновения его жизни. К чему? Я-то ничего не мог изменить.

Я пошел прочь от терема, чтобы хоть ненадолго согнать черную тень со своего чела. На дворе, около ворот я увидел Орвара. Я обошел его стороной, и он меня не заметил.

Я вышел к реке и, забравшись в тень, сел на большой камень, и сидел так, провожая взглядом воду, бегущую под косогором. Не знаю отчего просидел я так целый день до заката, думая о старом Гостомысле. Я не видел, что происходило там, в тереме, где смерть дожидалась своего часа. Я ушел, убежал прочь оттуда, но предчувствие беды не оставляло меня. Ум мой терялся в догадках, напрасно пытаясь проникнуть в грядущее дальше Гостомысловой смерти. Мысли мои натыкались на глухую стену и возвращались ко мне черными воронами. Нет, еще не время!

Когда же западный край неба окрасился в кровь, из города прибежал Борислав. На мой вопросительный взгляд он ответил только одним коротким словом:

– Умер.

И мне приводилось, как у корней мирового дерева сидит вещая норна Скульда и, разматывая священную пряжу, поет погребальную песнь:

Мотайся с клубка нитка!

Мотайся без узлов!

Близок конец дороги,

и час отдыха наступает…

Я не хотел возвращаться в город, не хотел видеть угрюмые лица людей и слушать их бесконечные споры. А что за дело мне до всего этого? Хоть огнем сгори он, этот славный город Ладога – я о нем, поди, и не вспомню! Мне, чужанину, он вовсе ни к чему.

Может, и просидел бы я так всю ночь до утра, если бы не случилось вот что.