Песня сирены

Стоял один из чудесных золотых сентябрьских дней. Мне кажется, что в те дни мне все стало казаться золотым, потому что я все более и более убеждалась в том, что Мэтью меня любит. Он не мог так часто бывать со мной и притворяться, что мое общество доставляет ему удовольствие. О нет, в этом что-то было! Мне пришло в голову, что если бы я не была так молода, то к этому времени он уже открыл бы мне свои намерения.

В том, что меня любила Элизабет, я была уверена. Она относилась ко мне как к дочери, так что это было верным знаком.

Проснувшись в то утро, я первым делом подумала о вечеринке, о платье, которое я надену и которое мне очень шло. Швея Элизабет подогнала его мне по фигуре, и я с нетерпением ждала момента, когда нужно будет играть роль.

Мама сказала:

- Ты в последнее время изменилась, Дамарис. Ты повзрослела.

- Ну, значит, пришло время, - сказала я, - Ты так говоришь, будто не хочешь, чтобы я взрослела.

- Большинство матерей хотело бы, чтобы их дети оставались маленькими как можно дольше.

- А это совершенно невозможно, - сказала я.

- Печальный факт, который нам всем приходится принять. - Она обняла меня и сказала:

- Ах, Дамарис, я хочу, чтобы ты была счастлива.

- Я счастлива! - ответила я в порыве. Потом я принялась говорить ей о своем платье, которое, должно быть, уже описывала ей раз двадцать, и она слушала, словно впервые. Казалось, она смирилась, и я надеялась, что ее первоначальная необъяснимая неприязнь к Мэтью пройдет.

Когда взошло солнце и разогнало утренний туман, стало тепло, но лето уже закончилось.

- Скоро мне придется уехать, - говорил Мэтью.

Единственно печальным было то, что все это не могло длиться долго.

"Но прежде чем уехать, он поговорит со мной, - думала я. - Он должен со мной поговорить".

Мне еще не исполнилось пятнадцати. Я была молода, но, видимо, не настолько, чтобы не влюбиться. После полудня я отправилась в Грассленд. Я собиралась носить костюм елизаветинских времен весь вечер.

- Мы не можем всех переодеть за пять минут, - говорила Элизабет. Кроме того, все участники шарад носят свои костюмы.

- Это похоже на бал-маскарад! - воскликнула я.

- Ну, пусть будет бал-маскарад, - ответила она. Ей доставляло большое удовольствие одевать меня, и мы много смеялись, когда она помогала мне влезать в нижнее платье, которое было предназначено для того, чтобы мои юбки колоколом стояли вокруг меня. Потом я надела верхнее платье, которое было великолепным, но при дневном свете казалось несколько помпезным.

- Оно довольно долго пролежало в сундуке, - сказала Элизабет, - но при свете свечей оно будет выглядеть прекрасно. Никто не заметит, что бархат немного пообтерся, а драгоценности сделаны из стекла. Какая ты стройная! Это хорошо, так легче носить это платье.

Юбки были отделаны рюшем и фестонами из лент в виде дуг и обильно украшены "бриллиантами", которые при свете свечей могли показаться настоящими.

- Из тебя получилась хорошая королева! - произнесла Элизабет.

Потом она завила мне волосы, взбила их, чтобы они стояли, и подложила накладки из чужих волос, чтобы казалось, что у меня больше волос, чем на самом деле.

- Жаль, что ты не рыжая, - сказала она. - Тогда все сразу же признали бы в тебе королеву. Ничего, я думаю, что она носила парики всех цветов, так что один из них наверняка был каштановым.

Она вплела мне в волосы ожерелье из бриллиантов, потом надела на шею жесткий плоеный воротник и отступила назад, любуясь творением своих рук.

- Ну, я бы тебя не узнала, Дамарис! - сказала она.

Это было правдой. Когда я взглянула на свое отражение в зеркале, у меня перехватило дыхание.

- Кто бы мог поверить, что можно так измениться?!

- Еще несколько штрихов здесь и здесь, моя дорогая. Мы учились этому в театре.

Когда я увидела Мэтью, мы уставились друг на друга, потом рассмеялись. Он тоже стал совсем другим.

Он стоял передо мной в желтом плоеном воротнике и в пышных бриджах, которые были так широки, что мешали ему при ходьбе. На нем были вышитый камзол и чулки с подвязками у колен, демонстрирующие хорошей формы икры, а также маленькая бархатная шляпа с великолепным пером, ниспадающим на поля. Самым замечательным предметом его туалета был плащ: бархатный, украшенный сверкающими красными камнями и массивными поддельными алмазами, очень изящный, прекрасно подходивший к его костюму.

Мэтью казался совсем другим человеком. Мне было приятно видеть его без парика. Жаль, что в наше время мода предписывала носить парик.

Он выглядел более юным, несмотря на изысканный костюм и покрой бридж, которые делали его походку величавой.

Мэтью с серьезным видом поклонился мне.

- Смею заметить, - сказал он, - что Ваше Величество выглядит очень грозно.

- Это первый случай в моей жизни, - ответила я. Перед ужином были танцы. Элизабет Пилкингтон была прекрасным организатором и знала, как все устроить. Она пригласила именно столько гостей, сколько нужно. Кроме членов моей семьи, было несколько соседских семей.

Весь вечер я и Мэтью были вместе.

- Никто не будет танцевать с нами, - проворчал Мэтью, - я чувствую себя неловко, а ты?

- И я тоже, - ответила я.