Песня смерти и крови (СИ)

Джек Пайп взглянул на него задумчиво. Постучал пальцем по подбородку.

— Ты можешь ускорить встречу духа с человеком, которого он пришел забрать. Или попытаться этот дух убить.

— Так же, как вендиго? — Марк подался вперед.

Шаман покачал головой.

— Этот дух не принадлежит легендам нашего народа. Я чувствую, что он прибыл издалека. Я могу научить тебя «видеть», откуда этот дух явился и какова его цель. И если ты это узнаешь, то, быть может, я смогу тебе помочь.

Наверное, для Марка это было шансом развернуться и уйти. Покинуть Баддингтаун, да только разве он мог так поступить?

Он кивнул.

— Я согласен.

Джек окинул его взглядом тёмных, серьезных глаз, чуть нахмурился.

— Это не обычный транс, волчонок. Тебе предстоит отправиться в сознание этого духа, проникнуть в его память и вытащить оттуда его воспоминания; те, которых он сам не помнит.

— Разве у духов есть воспоминания?

— Они есть у всех, волчонок, даже у духов, они ведь живут тысячелетиями. Они бродили по этой земле вместе со стадами бизонов на юге и прятались в кронах деревьев на севере задолго до первых людей и уж точно задолго до первых белых переселенцев. Они здесь хозяева, и они помнят всё. И лишь позволяют человеку думать, будто он владеет этой землей.

От его слов повеяло древними сказаниями и дымом костров, табаком и жареным над огнём мясом, страхом перед древними демонами и благоговейным уважением к духам. Вспомнились Марку и слова его собственного деда.

«Есть духи добрые, а есть те, что бесконечно злы…»

С одним таким ему уже довелось повстречаться, и встреча осталась в памяти Марка кровоточащим шрамом, никак не желающим заживать. Вендиго был злым, вечно голодным демоном зимней стужи, голода и ветров, но пришел он в облике близкого друга, и боль эту невозможно было выкорчевать. Кажется, судьба Марка — встречать злобных, страшных духов на своем пути и спасать от них людей.

Нравилось ли ему это? Нет.

Мог ли он отказаться от своего пути? Нет.

Джек Пайп набил ароматными травами трубку, зажег её, позволяя всей поверхности мелко измельченных трав и табака загореться. Протянул её Марку.

— Раскури её, волчонок. В ней особые травы. Выкури до конца, не спеши. Потом ложись и жди.

«Будет ли это трансом, или я просто получу наркоманский приход?» — подумал Марк, но волк на его спине зачесался, будто зашевелился, подтверждая: поступай так, как говорит тебе шаман, и всё будет в порядке.

А в порядке ли?

Терпкий дым обволакивал, щекотал ноздри. Это точно была не травка, её запах Марк узнал бы всегда, — скорее, какие-то цветы, собранные в лесах и засушенные для особой необходимости. По наущению Джека Пайпа Марк осторожно примял всю поверхность табака, не давая ему погаснуть, и снова раскурил.

Запах трав успокаивал, очищал мысли, прогонял ненужные воспоминания. Постепенно расслабившись, Марк прикрыл глаза, и тут же вспыхнули перед внутренним взором не холодные, окутанные осенью мэнские леса, но плоские горы и сухая трава Техаса. Вспыхнули и пропали.

Доски пола под спиной были жесткими и неудобными. Потолок то наплывал, то отдалялся, и Марк решил, что так действуют травы. Он то ли спал, то ли дремал, то ли снова вышел в медитативный транс, но не чувствовал себя больше волком — скорее, человеком, но иного, более приземистого телосложения. Когда-то его тело было крепким, но явно ослабло под влиянием то ли алкоголя, то ли чего-то иного.

Марк моргнул, и картина стала проясняться. Он смотрел и видел чужими глазами, чужие губы двигались, произнося страшную просьбу.

— Я хочу, чтобы она страдала. Я хочу, чтобы она сдохла.

Старик, сидевший напротив, ни одним мускулом на испещренном морщинами лице не дрогнул.

— А цену ты знаешь? — голос у него, несмотря на возраст, был глубокий и низкий, а вовсе не старчески дребезжащий. — Знаешь, что должен будешь отдать за это?

— Да и черт с ним, она моего сына убила, из-за неё он умер совсем младенцем, так что пусть сдохнет, а я заплачу чем угодно.

Отчаяние затапливало его душу, черное, вязкое, липкое. Старик смотрел на него, не отрываясь, потом кивнул.

— Вижу. Принес?

На ладонь старика легло тонкое обручальное кольцо, изящное и нежное, явно принадлежащее женщине. Мозолистые пальцы сомкнулись вокруг украшения.

Тьма, поднимающаяся откуда-то из самого сердца, заволокла Марку взгляд, а бой барабанов оглушил на мгновение. Он чувствовал, что руки того, в чьем сознании он оказался, были скручены позади столба и связаны, а глаза перемотаны тряпкой. Напевы вгрызались в мозг. Языка этого Марк не знал, но зато знал незнакомец, и на его лбу и висках выступали капли холодного пота.

Возможно, он понял, с чем связался.

Пение становилось всё громче и громче, нарастало, как буря, пока не замолчало. Кости выкрутило, выломало с хрустом, боль пронзила всё тело, от макушки до пят, растягивая, разрывая. Сознание вспыхнуло алым, выхватывая расплывающееся, смутно различимое женское лицо. А потом что-то чуждое, древнее заняло его память, вольготно расположилось, натягивая его тело, как костюм, ломая и заново складывая скелет, вытягивая зубы и ногти.