Песня смерти и крови (СИ)

Быть может, многие человеческие истории были достойны, чтобы их рассказали, да кто же займется этим?

В Баддингтауне Хизер почувствовала, что может наконец-то вдохнуть полной грудью, и страх, что Джошуа будет преследовать её, постепенно сходил на нет. В самом деле, как бы он выследил её из Техаса?

— Я найду тебя, где угодно, — заявил он тогда в суде.

Хизер помнила, как заострились в тот момент черты его лица, напоминая об индейских предках, и в животе у неё прихватило иррациональным страхом.

Джошуа не тронул её и пальцем, но она не могла быть уверена, что так будет оставаться и дальше.

Поэтому она уехала. И не прогадала, выбрав Мэн.

Жизнь, кажется, налаживалась и даже начинала Хизер нравиться. Почти.

Со всех сторон в школу стекались ученики — сонные, уставшие за учебную неделю, они высыпали из школьных автобусов, парковали свои машины на ученической парковке и брели в здание, позевывая и попивая кофе из термостаканов. Хизер взглянула на материалы, которые подготовила для урока, посвященного сонетам Шекспира — самой неоднозначной и недооцененной части его наследия. Их считали «сладкими, как сахар» и «скучным вздором», воспевающим мифическую возлюбленную… Хизер улыбнулась этой мысли: современники Шекспира даже не заметили, что в большей части сонетов этой «возлюбленной» был мужчина-покровитель.

Правда, когда заметили, это вызвало ещё больше теорий и пересудов.

На прошлом уроке Хизер попросила учеников отыскать и распечатать шекспировский сонет, отзывающийся в их сердце сильнее других, но не то чтобы она надеялась на выполнение задания — сонетов было слишком много и не всем они приходились по душе. Ей самой больше импонировали комедии — в них не было трагичной пафосности или переписывания всемирной истории в угоду красивому слогу и сюжету, но мудрости между строк можно было увидеть не меньше. Разумеется, если знать, где искать.

При этом Хизер было любопытно: какие сонеты выберут её студенты?

Иногда о людях можно сказать многое, лишь прочитав стихи, что западают им в душу. Или их любимые книги.

«Тебе интересно, какой сонет выберет Коннор, — ехидно заметил её внутренний голос. — А когда-то ты обещала себе, что не станешь искать любимчиков…»

Или не станет проникаться симпатией. Сильнее, чем положено.

Признаться, что Коннор нравится ей больше остальных, Хизер было трудно. Умный, острый на язык, он не боялся высказывать свое мнение, не боялся казаться дураком в чьих-то глазах. Если он был уверен в своих словах, то шел до конца, отыскивая аргументы, которые, быть может, кто-то другой не нашел бы. Хизер импонировало его рвение к учебе, и она упорно игнорировала мягкое тепло, расцветающее в груди и медленно стекающее в низ живота, если Коннор ей улыбался.

А когда он улыбался, он казался красивым. И это была очень паршивая мысль.

Коннор, черт возьми, вообще-то был её учеником, Хизер не должна и думать о такой реакции… не то что испытывать!

Её телу и её сердцу было плевать.

Она принимает дружелюбие за знаки внимания, убеждала себя Хизер. Он просто пытается быть вежливым.

Хорошая попытка, только вот острые грани характера мешали считать его «дружелюбным соседом». И он слишком явно показывал свое отношение к другим людям, не размениваясь на лицемерие и попытки нравиться всем без исключения.

Хизер Ньюман была очень хороша в самоубеждении, если того хотела, но сейчас её попытки давали сбой. Они сбоили каждый раз, когда она чувствовала затылком его взгляд, пока писала что-то на доске. Или когда он спорил с Джеммой Стоукс, но смотрел почему-то на Хизер, и он не искал одобрения или подтверждения правильности доводов, он просто… смотрел. Так, что становилось жарко, и хотелось открыть окно.

Коннор не пытался сблизиться с ней. Но почему-то Хизер не становилось от этого легче. И думала она о Конноре теперь куда чаще.

Что уж тут хорошего?..

К счастью, звонок прервал её споры с самой собой, и Хизер широко улыбнулась ввалившимся в кабинет ученикам. Скакнувшее к горлу из-за ответной улыбки Коннора сердце даже почти удалось проигнорировать.

— Кто-нибудь выбрал сонет? — Хизер оглядела учеников.

Энтузиазма она не заметила, и это было странно для них.

У кого-то из них на столе действительно лежали распечатки. Кто-то прятал глаза.

Ей вовсе не хотелось сегодня ставить кому-то D или стыдить за невыполненное домашнее задание, но в классе царила непривычная тишина. Даже Джемма молчала, глядя на распечатанный лист прямо перед собой.

— Это было трудное задание, мисс Ньюман, — наконец подняла руку Мэгги Картер.

— Почему же?

— Потому, что любовь проще, чем Шекспир пытался её представить, — пожала плечами Мэгги. — Как можно выбрать что-то подходящее среди этих пафосных бессмысленных фраз?

— И отчего же она проще? — вздернула брови Хизер.

Можно было спросить, когда Шекспир успел стать бессмысленным, однако этот вопрос она оставила при себе. Подростки не обязаны любить Шекспира. Да никто не обязан. А вот заставить их рассуждать — дорогого стоит.