Песня смерти и крови (СИ)

Коннор обернулся на голос мистера Стоукса, и едва успел увернуться от кулака, летящего ему в лицо — чисто на инстинктах. От мистера Стоукса пахло алкоголем; наверное, он умудрился нажраться ещё до начала похорон. Он качнулся, едва не потеряв равновесие, но быстро восстановил его.

Глаза у отца Джеммы были красные и влажные.

Да какого… твою ж мать, а?

— Моя дочь… из-за тебя…

Голос его прерывался, а язык заплетался. Он не договорил и замахнулся вновь.

Второй удар у Коннора получилось предотвратить самому. Мистер Стоукс нетвердо держался на ногах — как только похороны выстоял? — и Коннор вывернул ему руку в попытке удержать, а там и шериф Тейлор подоспел, перехватил, потащил прочь, выговаривая что-то, явно пытаясь успокоить. Мистер Стоукс почти даже не сопротивлялся, плечи его тряслись от рыданий. Но его слова капнули на разум Коннора ядом.

«Моя дочь из-за тебя…»

Что? Умерла?

Но разве он заставлял её выходить ночью на улицу после комендантского часа? Мистеру Стоуксу просто был нужен козёл отпущения, и он его нашел.

Прошло меньше минуты с попытки мистера Стоукса его увидеть, но Коннору чудилось, будто время текло медленно, как деготь.

— Коннор… — Хизер коснулась его плеча. — Ты в порядке?

Она рисковала, чтобы его успокоить. Кто-то мог заметить, что она беспокоится… слишком сильно. У Коннора потеплело на сердце, но он чуть отодвинулся, чтобы Хизер случайно не выдала себя, мотнул головой.

— Не думаю. Но я буду. Когда уйду отсюда. Спасибо… мисс Ньюман.

Теперь её фамилия срывалась с языка тяжело.

Ещё никогда Коннор не чувствовал себя таким лишним. Казалось, что все вокруг смотрят на него, обвиняют его, и в голове чертовски загудело. Даже из могилы Джемма умудрялась мстить ему. Руками его отца, едва не обвинившего его в смерти дочери на её же похоронах. Дурацкими слухами, которые теперь поползут по городку. Их расставанием, которое теперь все начнут вспоминать.

Коннор знал, что не виноват в её смерти. И понимал, что вряд ли кто-то всерьез воспринял слова мистера Стоукса; отца, убитого горем. Да и про некрасивое расставание с Джеммой все знали. Но его чертовски мутило от ситуации. От мистера Стоукса, от воспоминаний о Джемме, от лицемерия. Так, что, останься он ещё на минуту, он сблевал бы прямо в незакопанную могилу. Джемме на гроб.

Нужно было уходить.

Подоспела мать, и Хизер отошла, но её присутствие Коннор продолжал чувствовать кожей. Даже когда мать уводила его прочь, он ощущал, что Хизер взволнованно провожает их взглядом, и её забота чертовски согревала.

— Ванесса и Элай убиты горем, — мать провела ладонью по его щеке. Они уже сели в машину, чтобы возвращаться домой. — Не воспринимай его слова близко к сердцу.

Коннор кивнул: он и не воспринимал. Но был рад, что они возвращались домой.

Когда мать отъезжала от кладбища прочь, на мгновение ему показалось, будто среди деревьев, окружающих погост, промелькнула тёмная высокая фигура.

Показалось.

Пора было ехать домой.

*

У него чесались клыки перегрызть мальчишке горло.

Запах его жертвы въедался в ноздри. Мальчишка был с ней, и, кажется, во всех смыслах; трахался с ней, и должен был поплатиться за это, но не сейчас. Мальчишка будет козырем, будет самой страшной жертвой, что сломает её. Ведь он так ей дорог.

Его злило, что приходилось выжидать, но это было всё ещё слишком близко к его цели. Он собирался искупать этот городишко в крови, так ему велел голос шамана и барабанный бой, не утихающий в ушах.

Тот парнишка, чья семья уехала из города.

Старуха, оберегающая его цель.

И, наконец, мальчишка, как последняя капля.

Он обошел дом, заглянул в окно. Внутри было темно. Он знал, что ему ничего не стоит разбить окно и вломиться внутрь.

— Г-р-р-р, — он обернулся. Псина, до того мирно дремавшая во дворе, поднялась и зарычала, вздыбив шерсть на затылке. — Гр-р-р… — и разразилась лаем, который тут же оборвался, переходя в визг, когда он бросился вперед и вцепился зубами собаке в загривок.

Не то, чем он хотел перекусить в этот вечер, но нельзя было, чтобы этот кусок шерсти разбудил всех в округе.

На этот раз он не стал оставлять растерзанные клочья, а утащил собаку с собой. Сожрать его где-нибудь в стороне было легче, чем ждать, пока его обнаружат. Не время. Не место.

Он снова был очень, очень голоден.

И когда людишки могли выскочить во двор, привлеченные собачьим визгом, он уже был довольно далеко от них.

*

Коннор проснулся от лая Криспи, который, захлебнувшись в самом начале, перешел в визг и затих. Подорвавшись на постели, он запрыгнул в кеды и бросился вниз, едва не навернувшись на последней ступеньке, но успев прыгнуть вперед — недаром он хорошо уходил от фолов в соккере.

Что-то случилось.

Что-то, мать твою, определенно случилось. Сердце стучало в груди, как барабан.

Перед домом было пусто. Пёс не бросился под ноги и вообще не подавал никаких звуков. Даже не скулил.

— Криспи! — позвал Коннор. — Криспи, мальчик?

Тишина. Ни знакомого лая, ни визга. Он почувствовал, как его пробирает не только холодом улицы — ещё бы, он вылетел из дома, как был, в кедах и спальных шортах! — но и ужасом понимания.