Песня теней (ЛП)

Их голоса были слабыми, таяли, как иней на солнце. Они не долго будут в этом мире. Никто не знал, что происходили с этими душами. Без эвандерианца, который мог в миг смерти исполнить нужный ритуал и послать их души к богине, они просто угасали. Может, прекращали существовать вовсе.

— Ближе, — сказала Холлис. Ей нужно было рассмотреть. Ей нужно было узнать, что тут случилось. Но она следила, тут могли быть ловушки или следы другого Призрака. Ей не хотелось столкнуться с тенью Ведьмака страха.

Ничто не мешало, женщина-птица подлетела ближе к буре душ вокруг башни заставы. Словно ощутив ее, голоса собрались с силами и закричали громче и злее.

Убийство!

Убийство!

Убийство!

У них не было физического облика, не было и проекций. Но теневое зрение Холлис различало разницу между ними, даже отмечало возраст и пол, какие были у них перед смертью. Один из них привлек ее внимание… корчащаяся душа ощущалась странно знакомо.

— Венатор ду Мареллус? — позвала она, не уверенная, услышит ли душа за воем ее духовный голос.

Но знакомая душа перестала извиваться, словно уловила ее слова.

— Венатор, это я. Венатрикс ди Тельдри. Можете рассказать, что с вами произошло?

Душа полетела в ночи к Холлис. Она протянула духовную руку, и душа, пытаясь связаться, попробовала создать призрачную руку. Она увидела нечто, похожее на палец, тянущееся к ней, и это задело ее кончик пальца

Ее разум вдруг заполнился картинками. Ужасными.

Она видела ду Мареллуса, еще живого, привязанного к коню. Вокруг него мерцала иллюзия, идеально изображающая компанию путников-эвандерианцев вместе с каретой-тюрьмой — эта картинка была из разума ду Мареллуса, выведенная наружу, чтобы те, кто видел его, видел и иллюзию.

Она видела часовых у ворот заставы, они поприветствовали ду Мареллуса. Но ответил не венатор, а другой голос, который Холлис знала. Но он иллюзией сделал вид, что говорил ду Мареллус. Врата широко открылись, принимая их. Ведьмы в иллюзии прошли в Фулкрад.

И началась бойня.

Эвандерианцы не были готовы. Они верили, что были защищены в форте, и их тени были подавлены. Они не могли сражаться с раскрытыми силами Ведьмака страха и его отряда. Многие умерли мгновенно.

Холлис видела их, видела ужас на их лица, когда они смотрели на что-то невыносимое в разумах, которое никто не должен был видеть. Они падали на землю, страх останавливал сердца. Те, кто сбежали от Ведьмака страха, быстро погибли от рук других — их раздавила земля Элементаля, проклятия Анафем пробили других, порвали на кусочки когти и челюсти Оборотней. Это был не бой, а резня, все кончилось моментально.

Холлис сжалась, моргая, и оказалась на склоне в физическом теле. Шок от контакта с душой ду Мареллуса дрожал в ее душе, трепетал по связи с ее тенью. Женщина-птица все еще была в воздухе у башни. В любой миг ее могли заметить из заставы.

Хоть ее тело и дух содрогались, Холлис впилась в чары оков, которые сплела раньше. Она дернула за них, подзывая тень. Она прилетела и влилась в ее голову бурей белых крыльев и гнева, которая быстро утихла, словно сокол опустился на насест.

В это время Фендрель и Пророк следили за ней, стоя в паре футов от нее. Пророк мало видел во тьме, но глаза Фендреля сияли, пока он читал ее лицо, читал ее дух.

— Что там, Холлис? — спросил он. По тону его голоса было ясно, что он уже догадался.

— Они все мертвы, — Холлис с дрожью вдохнула. — Мы одни.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Он много лет не сидел спокойно за эвандерианской заставе.

Симон отклонился на старом скрипящем стуле, вытянул ноги, грея их от камина. Это здание в центре форта было темным, полным дыма. И таким знакомым. До боли знакомым. Он учился на горной заставе, похожей на эту. Все заставы выглядели похоже, строились по одному плану. Он мог представить себя юным. Все еще верящим в идеальное юношей семнадцати лет, только недавно получившим тень. Он хотел выполнять законы святого.

Симон поднял чашку горячего чая к губам и сделал осторожный глоток. Его здоровый глаз смотрел на танцующее пламя, свет отражался на медной решетке, что выглядела замысловато для дальней заставы. На ней была изображена сцена охоты — медведь убегал от гончих. Медведь был сильным, но на его морде было отчаяние. Гончие выглядели голодно.

Подходящая сцена. Симон сделал глоток. Ему казалось, пока он смотрел на картинку на меди, что медведь и гончие менялись на глазах. Он видел картинки этого дня — сражения, смерти. Победы. Разочарования.

Он не подумал бы раньше, что так легко пролить кровь эвандерианцев. Но кровь из них текла так же просто, как из других монстров.

Кто-то подошел сзади. Симон знал, кто, не оборачиваясь. Гилла, его лейтенант. Магия Оборотня от ее души была такой сильной, то он отчасти подумал, что ему не нужны чувства тени, чтобы ощутить ее.

— Да, Гилла, — сказал он, не оглядываясь.

— Мы убрали тела в хранилище трупов, — ответила она, появилась в поле зрения. Огонь играл на ее коже, но не мог смягчить черты. Ее глаза отражали красное сияние, как у кота.