Песня цветов аконита

Тот подошел, склонился. Открыл один из флаконов, поднес к лицу. Перед глазами Йири прояснилось немного. Аташи осторожно коснулся тэлеты — там, где она изгибом отходила от кожи.

— Я помогу снять.

— Нет. Я не смогу поднять рук. Разрежь ее, и все.

— Да… все равно никуда теперь не годится.

Аташи аккуратно стер кровь, посмотрел, лицо осветилось:

— Следов потом не останется. Разве совсем чуть-чуть. Они знали, что делали.

— Лучше бы остались.

— Да ты что? — растерялся, возмутился даже.

— Слишком много следов, которых не видно.

— Да ты в уме? Ты не здесь сейчас должен был бы лежать, а там, — сделал выразительный жест в сторону подвалов для осужденных низкого ранга.

— Раз я здесь, значит, должен быть здесь. А не там.

Дерзкие слова сорвались с языка, хоть говорил с трудом:

— Он знает, что, если отправит меня в подвалы, обратной дороги не будет. А этого не хочет пока.

— Почему нет обратной дороги? Он мог бы простить, если бы понял, что ты усвоил урок…

— Простить и забыть — мог бы? А я?

От такого Аташи немеет и занимается делом молча, не рискуя хоть что-то еще сказать. А то ведь можно поплатиться и за то, что слышал подобные речи. Но Йири никак не уймется.

— Когда диких зверей приручают, их учат знать свое место; но ведь их не хотят убить, даже если с ними жестоки!

— Да замолчи ты, наконец! Совсем умом повредился?!

— Всё… — Йири спрятал лицо в подушках и больше не издал ни звука. Руки молодого врача были бережны — иначе он не умел, но Аташи предпочел бы сейчас слышать крики боли, чем вот такое молчание.

Эту историю не разглашали — не хотели пострадать из-за длинного языка. Но все, кто присутствовал в зале, ждали развязки. Когда Йири вновь увидели в галерее, были потрясены и уверились окончательно в его особенном положении. Кто-то шептал о колдовстве, другие посмеивались — у этого колдовства есть иное название. Но порой и сами готовы были поверить в темные чары, потому что — разве есть на свете сила, способная тронуть сердце повелителя?

* * *

Фигурка в зеленовато-голубой одежде дворцовых слуг приближается, сгибается чуть ли не втрое.

— Высокий…

Это придворные не знали, как к нему обращаться при случайной встрече, а слуги теперь очень даже знали — и предпочитали перестараться, нежели наоборот. Йири смотрит равнодушно. Что ему лесть? Что ему поклоны прислуги?

— Я слушаю тебя.

— Господин… Я пришел с просьбой. Я пришел к вам, потому что никто больше не сможет и не захочет помочь.

— Интересно.

Пришедший стоит не разгибаясь, не поднимает лица. На одежде слабо поблескивает вышивка речным жемчугом — знак Дома, которому служит.

— Высокий… Мой господин — из Хоу, Дома Стрижей, главного распорядителя праздников.

— Я слышал о нем. — Фраза незначащая. Кто же не слышал?

— Среди его людей есть мальчишка… Он тут недавно. Он — как огонь, смеющийся, яркий, — радость и свет. Никогда не встречал таких — здесь. Один из родственников господина назвал его нехорошо — мальчишка швырнул ему в голову вазу. Он будет жестоко наказан.

— И справедливо. Ты не находишь?

— Вы можете…

— Мне есть до этого дело?

— Высокий… Только вы можете помочь. Только вы.

— Зачем?

— Он хороший мальчишка. — Слуга говорит очень искренне. И верно — за плохого просить не придут. Особенно за провинившегося столь серьезно.

Слуга переминается на месте, складывает руки в жесте отчаянной мольбы.

— Ради милости Неба…

— Возвращайся на место, — снова поклон, и слуга исчезает, бросив полный надежды взгляд.

Йири прижимает к горлу холодные пальцы. Все они тут — лишь тени. Одна, другая — какая разница? Пора бы привыкнуть.

Дорожка под ногами выложена белыми камешками. На них еще блестят капли дождя — в этот месяц выпало много дождей.

К дому Хоу идти недолго — он расположен в сердце Островка, как и дома других самых знатных людей.

…А мальчишка и вправду был — золотое пламя, раскосые рысьи глаза выдавали чужую кровь. Не синну. Не сууру. Другую какую-то. Встрепанные короткие волосы. Он сидел съежившись, и, казалось, даже тень его щетинилась иглами. Ни капли смирения.

Незнакомец не казался ему опасным, Аоки не было дела до остальных — сейчас. Он даже не разглядел пришедшего. Зато пришедший понял все сразу.

Такие — слишком горячие, чтобы здесь жить. Даже будь он из высших, недолго бы протянул. А в этом — кровь чужая; видно, ее голос. Странно, что он здесь. Хотя красивое ценят в землях тхай. Выше ему не подняться. И путь его будет коротким — с такой-то душой.

Йири понимает людей.

— Я заберу его. Что вы за него хотите?

Хоу хмурится.

— У меня нет желания передавать его в другие руки.

Йири смотрит спокойно, и Хоу теряется.

— Вы убьете его. И не получите ничего. Разве что радость от чужой смерти.

— Он оскорбил моего родственника.

Хоу Стриж упрям. Но он боится Йири. Вдруг слова его — слова повелителя?

— У меня свой Дом, — произносит он глухо. — Это не понравится Благословенному.

— Ему все равно. Или мне говорить с ним?

Хоу наконец сдается.

— Пусть будет по-вашему. Но он недешево стоит.

Слова вызывают на лице Йири лишь улыбку.

— Разве я торговец? Что вы хотите за него?