Война с повстанцами затянулась. И войной-то назвать ее было сложно. Мятежники появлялись то тут, то там и наносили удары. Искать их по лесам было почти безнадежно. Подозревали, что вожаки у мятежников по большей части из сууру.
Но все же единого предводителя не было, крестьяне, даже лишенные всего, хоть и озлобились, воевать не умели.
И Столице это порядком надоело. К тому же шин приносили сведения, что сууру проходят через границу — с этих соседей станется и вожака народу подкинуть. Была уже пара попыток, да неудачных. Первый такой посланник не успел ничего сделать, его убили в стычке с солдатами гарнизона, а второй — не сумел добиться доверия. Не о том говорить начал. Так и тянулись недели, и вся Тхэннин мечтала о покое или хоть передышке.
Два года стояла засуха — поля были словно подернуты желто-бурой пылью. Чахлые посевы обещали скудный урожай. Но высохшие злаки — картина привычная, а разоренные деревни и пепелища — куда более страшная. Хоть и не много пока встречалось таких, Суэ полагала, что с нее достаточно. Но приказ требовал исполнения, и приходилось идти и идти, нашаривая в беседах призрачные нити, намеки, тени нужных сведений.
Одинокая женщина во время бедствий вызывает меньше подозрения, чем одинокий мужчина. Это, наоборот, когда все спокойно, не станет одна бродить по дорогам — подозрения вызовет: может, беглая, ссыльная? А тут понятно. Семьи лишилась или дома. Котомка за спиной, одежда не новая, но добротная, волосы стянуты в узел, как носят и почтенные жены и вдовы, если муж умер давно.
Суэ прошла вдоль просяного поля, увидела женщину с большой корзиной. Приблизилась, заговорила — в меру уверенно, в меру робко:
— Несколько лет назад мальчик из этих мест ушел с караваном. Говорят, что погибли все. Ищу его родных…
— Э! Не найдешь, милая! — оживилась женщина. — Я знаю, о ком ты. Как его звали-то… не помню. А вот в семье, его, сироту, приютившей, дочка была младшая — мой сын ее в жены думал взять, как подрастет. Уже сговариваться хотели. Только нет больше деревни той.
— Нет?
— Плохо стало совсем… — пожаловалась женщина. — Пришел отряд, всех поубивали, дома сожгли. Кого-то они из мятежников прятали…
— Ох, какая новость, — вздохнула Суэ. — Детей жалко. И девочку…
— Аюрин ее звали. Эх, огонь — девчонка была! Я сына отговорить пыталась — зачем ему бойкая такая? А сейчас вспоминаю — и плачу.
— Огонь, говоришь? Красивая, верно?
— Да, неплоха. Подвижная такая, невысокая. Носик остренький, — живо пальцами показала, какой нос. И вновь принялась жаловаться. Но Суэ уже не слушала.
Она удалялась неторопливо, раздумывая. Задание выполнено, сказали бы многие. Но Суэ поверила бы в смерть всех родных, только если бы сами они прислали ей об этом весть из иного мира. Женщина решила разыскать повстанцев — то, что можно у них разузнать, лишним не будет.
Так она шла мимо маленьких полей, мимо чахлых деревьев и покосившихся домиков. Все равно ей было, как живут бедняки, — У Суэ другая жизнь.
Так она шла по тропинке, и скоро тропинка свернула в лес. Суэ подтянула рукава дорожной кофты — жарко было, хоть и весна еще — и старалась держаться в тени. Мошкара летала, но не кусалась, только гудела негромко. Женщина уставала — и садилась у дерева отдохнуть, потом вставала и неторопливо шагала дальше.
К вечеру третьего дня дорогу преградил быстрый ручей. Неширокий, и камни через него вели — словно нарочно мостик устроили для случайного путника. Не хотелось Суэ мочить ноги, а то и одежду в ледяной воде, и пошла по камням — скользким, покрытым темно-зеленым мхом. Шла осторожно; заметила движение на берегу — и сделала вид, будто мошка попала в глаз. Не удержалась на камне. Неловко взмахнула руками и скатилась в ручей. Каменистое дно — ударилась, хотя и несильно, вынырнула — поняла, что воды по грудь. Холодная, а до берега еще брести и брести по неровному дну. Суэ услышала смех. Оглянулась. Тонколицый парнишка со встрепанными волосами смотрел на нее, а по камням уже спешил на выручку мужчина в простой, но добротной одежде.
— Давай руку.
Суэ повиновалась, и ее мгновенно вытащили из воды, поставили на каменный мостик.
— Цела?
— Спасибо! Вроде не утонула. Только намокла, — говорила она с улыбкой, уверенно и вместе с тем кротко.
— Идем, — мужчина крепко держал ее за руку на случай, если она споткнется снова.
— Кто ты? — уже на берегу спросил.
— Я в городе жила. Решила родню деревенскую повидать…
— А что же одна?
— Где ж одинокая бедная женщина себе спутника найдет? — сердито спросила Суэ, вытащила шпильку, отжала волосы и за плечи себя обхватила — холодно все же стоять на ветру.
Парнишка держался поодаль, косо смотрел. Суэ вгляделась попристальней — и не сдержала улыбки. Конечно, и волосы неровно острижены, и щека в глине, и руки в закатанных до локтя рукавах в синяках и царапинах, но как могла ошибиться?! Ведь девочка это.
— Тебе обсушиться бы, — мужчина окинул ее внимательным взглядом.
— Не помешает, — Суэ еще громче застучала зубами.
— Пойдем. Меня зовут… — он осекся и как-то неловко плечами пожал. Имя говорить передумал.