Песня ветра. Ветер перемен (СИ)

- Что эти ребята разнесут гостиницу как-нибудь вечером, хорошенько надравшись? Или что кто-нибудь из них подпалит ее? Или же, что кто-то может начать задираться к Первопришедшим? – Кай с интересом изучал лицо Алеора. – Ведь тогда, вполне возможно, ты спровоцируешь новую войну между Лонтроном и Речным Домом, и все смерти будут на твоей совести.

- Мой дорогой друг, - Алеор бросил на него странный взгляд, полный ироничного, жестокого веселья, - они все, все до единого, должны мне столько жизней, что и сосчитать невозможно. Если ты помнишь, когда-то я разнес в клочки Гортенберг, камня на камне там не оставив, и избавил их от этой проблемы на долгие столетия вперед. Что же касается нынешней ситуации, то я им жизнь спасаю. – Алеор аккуратно огляделся, подался вперед и очень тихо произнес. – Пока Себан упрямится и играет со мной в кошки-мышки, Эвилид уже вполне могут захватывать контроль над Черным Источником. И как только это случится, Этлан обречен. И виноват в этом буду совсем не я. Так что этот длинномордый мокроголовый придурок, играя со мной в свои игры, ставит под удар не только существование всего зримого мира, но и существование своего горячо любимого Речного Дома. – В голосе его прозвучала тщательно сдерживаемая ярость. – Со мной такие шутки шутить не надо, особенно, когда я занят делом. Мне казалось, что он уже успел уяснить это за те полторы тысячи лет, что мы с ним знакомы. А коли нет, так ему и платить за это.

- Алеор, но ни лонтронцы, ни эльфы в этом не виноваты, - Улыбашка говорила осторожно, глядя на Ренона то ли удивленно, то ли испуганно, будто впервые видела его. – Эта дрязга – между тобой и Себаном, а пострадают-то невинные!

- Не бывает невинных, Улыбашка, - тяжело проговорил Алеор, бросив на нее короткий взгляд и вновь занявшись своей тарелкой. – Одни терпят самодурство своего Владыки, считая себя лучше всех, а его волю – единственной, достойной претворения в жизнь, отчего ставят свой народ под удар войны. Другие – слишком тупы, чтобы понимать, какая участь ждет их в результате их собственного свинства и неуважения к обычаям других. Я лишь столкнул их в одном месте, чтобы они внимательно посмотрели друг другу в глаза и, может быть, что-нибудь поняли. Если они извлекут из этого урок, значит, я даже принес им пользу.

- Имеешь ли ты на это право, Алеор? – Рада нахмурилась, глядя на него. – Ты ведь не бог, чтобы играть их судьбами.

- Я просто сделал так, чтобы вернуть Лиару. – Взгляд эльфа, брошенный на Раду, был холоднее горных снегов. – Все остальное они сделают или не сделают сами. Не мне отвечать за их поступки, не мне платить за их глупость. У меня есть цель, и к этой цели я пойду так, как считаю нужным. В отличие от всего этого сброда, я в состоянии сам расплатиться по счету, когда он мне придет, и не визжать при этом, что со мной поступили несправедливо, или, что мной управляли.

На этом разговор сам собой увял. Только сейчас Рада наконец-то поняла, в какой жесткой ярости находился эльф все это время, и с каким трудом он сдерживал эту ярость, не выпуская ее на волю. Возможно, Первопришедшим действительно очень повезло, что здесь оказались лонтронцы. С ними-то войны они еще могут избежать, а вот с Алеором – вряд ли смогли бы, подумалось ей.

Настал канун Ночи Зимы. Ради этого события наемники даже просохли, сплавали на другой берег реки и умудрились отыскать молоденькую разлапистую сосну, которую и привезли с собой на ладье и установили прямо посреди площади перед гостиницей. Украсить ее особенно было нечем, потому дерево просто обвили нашедшимися у кого-то кусками разноцветной ткани, сладостями и обрывками бумажек. За гостиницей на расчищенном от снега пятачке запалили три громадных костра, подвесив над ними свиные туши, и запах жарящегося мяса поплыл в морозном воздухе под тяжелыми серыми облаками, которыми было затянуто все небо. А праздник разошелся с новой силой.

Почему-то в этот день тоска взяла Раду особенно остро, пережав все ее нутро в одной когтистой лапе. Ночь Зимы была одним из самых любимых праздников в Мелонии и по всему людскому миру, этот день нужно было проводить в кругу семьи и друзей, веселиться и петь. Только вот дети Рады были очень далеко от нее, почти что на другой стороне известного мира, и она совсем не была уверена, что отважится однажды вновь увидеть их. Раз уж она так сдалась Сету, что он не пожалел усилий и послал за ней едва ли не лучшего из своих людей, то и возвращаться к детям было опасно: она могла навести на них беду. И Лиары не было с ней в этот день, единственной женщины, единственного человека, который заставил все ее сердце мучительно раскрыться в одном невыносимом стремлении, а весь мир – вспыхнуть распустившейся весной и счастьем, о котором она никогда даже и не мечтала.