Песня ветра. За Семью Преградами (СИ)

На несколько секунд в снежном укрытии повисла тишина, в которой Лиара неуверенно спросила:

- Попадает? То есть, он ворует из храмов?

- Нет, - покачал головой Алеор. – Ты видела в коридорах мешки с испортившимся зерном, кишащим жучками. Вот их Редлог где-то стащил. Но еда из его кладовых совсем иного рода, она не портится, она неплоха на вкус. Я полагаю, что эта пища – некая проекция тех жертвоприношений, которые делают паломники в храмах. Как только она появляется на алтарях, она сразу же возникает и в кладовках Редлога.

- Но как? – задохнулась Рада, широко открытыми глазами глядя на эльфа и позабыв обо всем на свете. – Мы же тоже ели эту еду! И на вкус она совершенно такая же, как и обычная пища! В ней нет ничего особенного!

- В тебе тоже нет ничего особенного, Рада, во всяком случае, на первый взгляд, - Алеор смотрел на нее, впервые прямо, и глаза его были теплыми сейчас. – Ровно как и в Редлоге и его медведе. Они оба приняли телесный облик, они оба родились здесь на этой земле для какой-то цели. Но от этого они не перестали быть богами. Я так думаю, по крайней мере. Что скажешь, Кай? Я прав? – Алеор с улыбкой взглянул на ильтонца.

- Думаю, да, Алеор, - мягко ответил тот. Его нефритовые глаза поблескивали в свете языков пламени. – Я даже думаю, что знаю, кто он.

- Кто? – выдохнула Улыбашка, подавшись вперед и глядя на него расширившимися от удивления глазами.

- Есть только один единственный бог, которому служит ездовое животное, непохожее на лошадь. Везде его называют по-разному, но мы знаем его под именем Ирантир, Покровитель Всего Живого, брат Грозара. Говорят, что он летает по небу на змее с глазами-колодцами и огненными крыльями. – Он покачал головой, вздохнул и вдруг усмехнулся, как-то весело и легко. – Ну, на змея то существо, что вело нас через болота, не слишком похоже, но для его описания я вообще не знаю подходящих слов. Так что пусть будет Небесный Змей, как и сказал Редлог.

- Свалявшаяся борода Каменоступого! – хрипло выдохнула Улыбашка.

Раде тоже не верилось, хоть в словах друзей и был смысл, хоть она верила слову Кая, хоть видела собственными глазами этих маленьких голубых детенышей, да и истинный облик спутника Редлога тоже. Но она не раз и не два приносила жертвы в храмах Ирантира, прося у него за своих детей, и его изображение, - прекрасного юноши в легких одеждах и с венком на волосах, - совсем не вязалось с пропахшим дымом нечесаным бородатым мародером, что вечно пил, прятался по углам, воровал разбитые табуретки и шарахался от людей. Наверное, мы все так выглядим для обитателей тех высших миров, где царит свет. Наверное, им донельзя смешны все наши ужимки, все наши старания, корчи и потуги, наверное, они не понимают ровным счетом ничего из того, что происходит у нас здесь, в этой грязи. Только вот почему-то они тоже приходят в этот мир, чтобы облечься плотью и прожить эту жуткую жизнь в грязи и страдании. Зачем-то они это делают.

Эти мысли казались Раде очень важными, очень правильными, и что-то смутно проступало за гранью ее понимания, какой-то ответ на те вопросы, что она даже не смогла до конца сформулировать.

Поужинав, друзья собрались спать. На всех произвело очень глубокое впечатление то, что произошло всего пару часов назад, потому они и не разговаривали. Но Рада чувствовала себя хоть немного обнадеженной: Алеор, кажется, больше не злился на нее, и глаза его при этом были теплыми.

Когда они улеглись вместе с Лиарой на одеяле в уголке снежного дома, и Рада покрепче обняла свою искорку, прижимая к себе, та тихо-тихо, едва слышно позвала ее по имени.

- Рада?

- Да, маленькая, - также тихо ответила она.

- Скажи, пожалуйста… - искорка замялась на несколько мгновений, но потом все-таки договорила. – А ты думаешь так же, как Алеор? Я имею в виду тот разговор, что был сразу после взрыва. Ты думаешь, что люди не достойны того, чтобы защищать их?

Внутри вновь все тяжело сжалось, и горячий укол стыда царапнул раскаленным когтем сердце. Но все это было позади, и она уже справилась с собственной виной, она уже пережила все, что сделала неправильно. И почему-то в следующий миг вспомнились два толстых синих комочка в руках Редлога, таращивших на все вокруг круглые любопытные глаза.