Песня ветра. За Семью Преградами (СИ)

И это действительно было так: Великая Мать больше не исчезала. Лиара лишь удивленно прислушивалась к себе каждый новый миг, боясь услышать, что это золото куда-то ушло, но оно было там, теперь оно всегда было там для нее. Если раньше в груди разгоралось только тогда, когда она молилась и просила, то теперь, после ее возвращения из Рамаэля, все изменилось. В груди распустился диковинный цветок с напитанными росой лепестками, пахнущий так сладко, теплый, будто солнце. Иногда ей казалось, что невидимые потоки ветра раскачивают и топорщат его лепестки, иногда она почти чувствовала, как с каждым днем он становится больше и больше, как напитывается солнечной силой и растет. Казалось, что сок его теперь бежит по венам, а корни медленно расползаются по ее телу. Вот уже и не только прямо за клеткой ребер чувствовала она этот цветок, теперь он начал лозами карабкаться к ее горлу, прорастать, выпускать новые побеги и цветы, выбрасывать пахучие тугие бутоны. И это было так красиво, так невыносимо дорого, так долгожданно, что на глаза наворачивались слезы. И как я жила без этого? - думала Лиара, то и дело касаясь ладонью груди, словно могла через кости и плоть ощутить золотое биение крохотного солнца. Как я дышала, как смотрела, как слушала без этого золота? Ведь я не видела, не слышала и не знала вообще ничего.

А сила текла, сила струилась нежными потоками, тише крылышка бабочки, нежнее перышка птенца. Сладкая, будто первый весенний дождь, свежая, как раннее утро, теплая, как летний вечер, она перетекала внутри Лиары, и та отчаянно стремилась стать как можно пористее, как можно прозрачнее, чтобы впитать ее всю, до самой последней капли, чтобы слиться с ней без остатка, чтобы отдать ей всю себя. Я в твоих руках, Великая Мать, я твоя, веди меня. Пусть будет только твоя воля, пусть будет только твоя сила, пусть будешь только ты.

Ноги шагали по твердым каменным полам, столь холодным, будто все зимы мира свернулись рычащими горными котами в этих залах, стремясь достать путников своими острыми когтями. Лиара чувствовала, как что-то крадется в неверных тенях от масляных ламп, что несли с собой спутники; как что-то наблюдает за ними из монолитной толщи камня; как что-то скользит по их следам, жадно слизывая самые крохотные частички тепла, терзаемое голодом, которому никогда не будет утоления, голодом еще более огромным и зияющим, чем все эти пещеры, переходы и ледяные ночи. Это что-то таращило на нее из тьмы свои слепые глаза без проблеска мысли, оно злилось, Лиара чуяла это. Слишком много света и тепла принесла она с собой в светоче из своих ребер, слишком много жизни пришло в край, который жизни никогда не знал, и его ярости не было предела.

Пока еще эти черные Тени боялись их трогать, но Лиара чувствовала, как с каждым днем они становятся все злее, все нетерпимее. Замечали это и путники. Стихли разговоры, сумрачных взглядов стало больше, все сбились в кучку посреди тоннеля, стараясь не касаться стен и не подходить близко к черным расщелинам и провалам, что иногда встречались им на пути. В соляных пещерах, наполненных зеленоватым сиянием кристаллов, Тени становились как будто злее. Они текли каплями влаги с потолка, срывались и падали вниз, они нарастали с пола ответными глыбами, они пропитывали каждый крохотный соляной кристаллик. Лиара разглядывала их загадочный блеск и думала о том, что вот это и есть страх: крохотные грани острого льда, о которые можно порезаться, совершенные в правильности своей формы, навсегда замершие в темноте и холоде этой ночи. Вечность, запертая в структуру кристалла, и ничего не сделаешь с ней, никак не освободишь, потому что жизни в ней нет. Это место кажется мне похожим на Иллидар.

Однако сила Великой Матери не желала уходить и не собиралась оставлять их наедине со странными перворожденными обитателями нор, никогда не видевшими солнца. Она отгоняла прочь тишину и темноту, что пыталась сдавить круги света от их масляных ламп, она хранила их сон на холодных полах пещер, она не подпускала близко жадные рты Теней. И Лиара лишь молилась и просила, целыми днями бессловесно обращаясь к тому сиянию в собственной груди, просила Великую Мать забрать ее себе без остатка, чтобы ничего и не осталось в ней, кроме этого света. И это было так хорошо.

А еще внутри росло и новое чувство. Что-то дрожало, что-то колебалось, словно гигантский крючок подцепил Лиару, и чья-то рука вот-вот начнет наматывать леску и тащить ее вперед сквозь сопротивляющиеся волны. Порой она посматривала себе под ноги, пытаясь убедиться, не чудится ли ей: ощущение было таким, словно дорога под ногами выпрямлялась, становилась тверже, яснее, и при этом – легче. Словно каждый шаг, что делала нога, был быстрее и правильнее предыдущего, словно весь мир обнимал ее за плечи и смеялся от счастья, что она наконец-то шагает на запад, туда, куда они так давно задумали прийти. Скажи, Великая Мать, это оттого, что я иду в Данарские горы? К тебе навстречу? Отчего мне кажется, что ты несешь меня на своих крыльях?