Песня Вуалей

Так вот, Максуд поставил себе целью «познать все грани человеческой чувственности и найти все пути к небесам наслаждения». В то время за всевозможные «нетрадиционные» склонности вроде мужеложства и иных извращений дорога была только одна, на костер (и вела она через храмовую пыточную; не приветствуют наши боги подобного), поэтому Ненасытный все свое внимание сосредоточил на отношениях мужчины и женщины. Не всегда в традиционном соотношении «один к одному», но это ему скрепя сердце простили. Очень активно в своих… исследованиях Максуд использовал собственные же зеркала (порой даже два, из чего можно было заключить, что сил магу было не занимать) и утверждал, что при правильном создании приживалы можно научиться ощущать то, что чувствует вот такой суррогатный партнер, и тем дополнительно повысить собственное удовольствие. Там, правда, все описано гораздо поэтичней, но суть та же.

В общем… Надеюсь, господин следователь свою приживалу использует не для этих целей?!

Сложно сказать, почему данное предположение меня так ужаснуло. Подобные «отношения» не поощрялись общественной моралью. При всей отдаленности магов от этой самой морали использование приживал в качестве любовниц (или любовников) не одобрялось и Домами. Не одобрялось, но не более того. Лично мне это всегда казалось определенным отклонением от нормы, не чудовищным, но лично я бы на такое не пошла. Что я могла почувствовать в отношении человека, склонного к подобному? Определенную неловкость, смущение, даже жалость к настолько уставшему от одиночества магу, но и только.

А здесь я едва успела спрятать отвращение и раздражение за маской спокойного внимания.

Впрочем, причина моего отношения была довольно проста и даже очевидна. Я ревновала. И окажись Ильда обыкновенной женщиной, реакция могла последовать еще менее адекватная.

– Пока вы обедаете, объясню несколько правил, – выставив передо мной несколько полных немаленьких тарелок (первое, второе и салат; да мне столько на два дня хватит!), приживала невозмутимо прислонилась к тумбочке. – Их немного. Во-первых, не выходить на улицу и не открывать окна, наверху в комнатах они есть. Здесь везде компенсаторы, если компенсатор вышел из строя – звать меня незамедлительно. Ну и, во-вторых, внутри дома ходить можно везде, только одно условие: не трогать личные вещи господина подполковника в его спальне, не залезать в его письменный стол в кабинете и не копаться в документах. Но это, думаю, и так понятно. Книги брать можно, они также в кабинете. На этом все. Дверь в гостевую комнату находится на втором этаже прямо возле лестницы, дальше слева комната господина подполковника, справа – кабинет, прямо – терраса, туда тоже выходить нельзя.

– А ваша комната? – не удержалась я от вопроса.

– Я приживала, – раздраженно проворчала Ильда. – Я не нуждаюсь в сне, отдыхе, гигиенических процедурах и личном пространстве. Посуду оставьте на столе, – распорядилась она и вышла вместе с моим чемоданом.

Я некоторое время вяло ковырялась в тарелке. Все было очень вкусно, я честно попробовала, но аппетит отсутствовал. Кое-как запихнув в себя немного еды и художественно размазав недоеденное по тарелке, принялась за варку кофе. В конце концов, на этот счет никаких распоряжений не поступало, а найти кофе и джезву оказалось нетрудно. Отыскав в недрах одной из полок объемную кружку, я направилась на разведку в ее компании.

При более спокойном рассмотрении столовая и гостиная только углубили первоначальное впечатление: этими комнатами пользовались очень редко, если вообще пользовались. В дальней стене гостиной обнаружилась еще одна дверца, запертая на ключ (подвал? запасной выход?), и я не стала туда ломиться, вместо чего двинулась на второй этаж.

В короткий пустой коридор второго этажа действительно выходили четыре двери. Через одну из них, стеклянную, самую дальнюю, виднелся кусочек неба и что-то еще непонятное, наверное, обещанная терраса, на которую мне тоже не было хода.

Гостевая комната оказалась довольно уютной. Высокая широкая тахта, шкаф с зеркалом в углу, странный гибрид письменного стола и комода, подле которого скрючился кривоногий стул. Еще один угол занимало широкое мягкое кресло, над которым в красивом плафоне размещался дополнительный свет-камень. В комнате действительно имелось небольшое окно, занавешенное плотными шторами, – большая редкость в нашем климате. Еще в дальнем от входа углу обнаружилась дверца в очень уютную уборную, где уместилась даже ванна. В общем, вполне можно почувствовать себя как дома, но, надеюсь, все это ненадолго.

Жизнь на новом месте я решила начать с разбора чемодана, возлежащего в закрытом виде на тахте. Чемодан оказался удивительно тяжелым, чем сильно меня заинтриговал и озадачил: что сыскарь, что его приживала носили его с удивительной легкостью. К Берггаренам я брала только небольшое количество одежды, тетрадь для записей и несколько личных мелочей, а теперь у него едва не отрывались ручки.