Песня, зовущая домой

— Деб, — снова начала она, с этой необычной твердостью, — мне бы не хотелось, чтобы ты ради меня оставалась в Лондоне. Я имею в виду, насовсем. Я сказала Барби, чтобы она тебе это объяснила. Я не собираюсь быть обузой.

— Кто говорит насчет обузы? — легко ответила я и с замиранием сердца поняла, что в самом деле мы говорим не об этом. То, что мама никогда бы не сказала, обе мы ощущали — разницу между «не хочу, чтобы ты оставалась ради меня» и «мне ее не хватает, мы здорово веселились вместе».

Барбару могло развеселить что угодно. Если в потоке транспорта у нас западала кнопка сигнала, то я сидела вся красная, а Барбара разражалась приступами хохота. В прошлом месяце в театре они с Аланом хихикали и кто-то яростно на нас зашипел. Я чуть не сгорела от стыда. «Учительница!» — поддразнивал меня Алан. Даже папа говорил: «Деб, давай себе волю иногда, вот мой совет», — и я чувствовала, что он думает о маме. Когда они поженились, ей было восемнадцать — почти еще ребенок в любом смысле. Но все мы знали, что и тогда, и всегда он обожал самое землю, по которой она ступала.

Моя неспособность дать себе волю никогда еще не проявлялась в более неподходящий момент. Может быть, и в Найроби, и в Лондоне я никому не была нужна, хоть они не признавались себе в этом. Когда я оглянулась, мама укладывала белый орлоновый жакет в вязаную сумку и надевала белые перчатки.

— Барби говорит, что работающие девушки в Нью-Йорке просто с ума сошли от белых перчаток. Они стирают их в офисе и сушат на радиаторах, чтобы надеть в перерыве на ленч. Тебе надо их попробовать, милочка. Сейчас я бы и не подумала без них идти устраиваться на работу. — Она уже была в холле, но вернулась, чтобы совершенно небрежно сообщить. — И кстати, я кое-кого пригласила на обед. Около шести. Я могу не успеть к этому времени, но я сказала ему, что ты будешь.

— Сегодня? — уточнила я. — А что же у нас есть, мама, Бога ради?

— Понятия не имею, — сказала она с лучезарной улыбкой. — Но у тебя масса времени все обдумать. Я знаю, милая, на этот раз ты приготовишь что-нибудь очень вкусное. Не то чтобы раньше у тебя плохо получалось, но этот раз особый. Деловая встреча! — Глаза цвета золотистого сиропа искрились весельем.

— Да брось ты! — рассмеялась я. Мама — и деловая встреча.

— Ну, он знаком с мистером Россом, управляющим в «Тор Роке», и он замолвил за меня слово, значит это важно. — Она открыла дверь в холл.

— Мама! — в отчаянии завопила я. — Вернись, расскажи толком. Кто он? Как его зовут? — Бесполезно. Она уже шла по дорожке.

Вот тебе и вернулась домой, подумала я и пошла на кухню.

Я приготовила жареного цыпленка с шалфеем и луком, колбаски и картофель. Ко всему этому — свежий горошек и бутылка французского вина. Ничего не зная о госте, я не могла судить, любит ли он сласти, так что на всякий случай запаслась фруктами и сделала шоколадный бисквит с мятным соусом. В Найроби мне не довелось часто готовить, потому что у нас был превосходный африканский повар, но мне это всегда доставляло удовольствие.

Когда все было готово, я приняла ванну и переоделась в легкое платье, лимонное в синий горошек, и кремовые плетеные сандалеты. До этого я нашла время вымыть волосы, которые на солнце быстро высохли, но распушились. Я их старательно пригладила на правую сторону и занялась лицом. Ничего яркого. Если ваши цвета — рожь, сахарная вата и янтарь, то ничто чересчур выделяющееся вам не дозволено. Я удовлетворилась смесью бледно-розового и желтого для теней и чуть более яркой помадой.

Я кончала сервировку стола, когда стали передавать теленовости, и услышала:

— Воздушный лайнер «Комета» произвел аварийную посадку этим утром в аэропорту Хитроу вследствие отказа механизма выпуска носового шасси. Пассажиры и экипаж не пострадали.

Мы попали на телевидение, вот как? Я отвлеклась, чтобы посмотреть на наш самолет — как он выглядел после инцидента. Нос был задран в воздух и там работали механики. Камера вновь показала комментатора.

— Потом Гэри Майо побеседовал с Колином Камероном, летевшим этим рейсом.

И передо мной появился мистер Невидимка в том же пиджаке с контрастной отделкой отворотов, с той же гладкой прической, теми же округлыми глазами, как тогда, когда он вполголоса произнес свою прощальную фразу. Глаза так запали, что, казалось, выглядывают из глубины.

— Мистер Камерон, среди пассажиров была паника? — спросил репортер.

— Нет, совершенно никакой. Пилот об этом позаботился.

— Как насчет посадки? Вы почувствовали какое-то неудобство?

— Если вы хотите узнать, понадобился ли мне бумажный мешок, — скулы мистера Невидимки раздвинулись в улыбке, — мне некогда было о нем подумать. Они выпихнули нас из самолета так быстро, как только было возможно.

Так что все мои сомнения отпали, и поскольку все уже было позади, я тоже могла улыбаться. Ведь не каждый же день знаменитость кормит вас шоколадом — или держит за руку. Да не просто знаменитость, а всеобщий любимец. Свидетельством этому была улыбка на лице вновь возникшего на экране комментатора.