Песня, зовущая домой

И вот результат — на двадцать седьмом году жизни и в самом начале карьеры я стояла на Вестминстерском мосту за двадцать минут до начала часа пик, разговаривая со львом.

— Хотите узнать, была ли у него мышка на завтрак? — спросил серьезный голос, и я резко повернулась.

В серо-голубых глазах при виде моего изумления запрыгали искорки, и две руки схватили мою ладонь.

— Вот это везение! А я клял себя за то, что не спросил у вашей матери, куда вы направились.

— Повторите, что вы сказали! — попросила я, не отнимая руку.

Он повторил, объяснив, что этим утром приехал на запись и, когда она близилась к завершению, позвонил мне из студии. Однако моя мать сказала ему, что я вышла пять минут назад.

Я сказала:

— Вот как, — и он проницательно взглянул на меня. — Да, наверное так и было, — сразу постаралась я поправить положение.

Колин обеспокоенно посмотрел на часы.

— Где мы можем быстро выпить чаю? У меня поезд в пять. Увы, нельзя опаздывать.

Мы нашли закусочную чуть ниже моста и взгромоздились на табуреты перед стойкой.

— В Глазго есть что-нибудь хорошее? — импульсивно спросила я.

Он атаковал кусок шоколадного кекса и, глядя на меня, замер, не донеся вилку до рта. Его загар стал сильнее, но с желтоватым оттенком. Мне показалось, что его лицо чуть похудело. Может, он скучал по детям? В Сикоуве по воскресеньям, наверное, было совсем тоскливо. Да что это я выдумываю! Такой человек, как Колин Камерон, не мог испытывать недостатка предложений.

— Я буду работать один семестр в Глазго, — бодро сказала я и потом рассказала все подробно.

Его лицо вытянулось.

— Худшего времени вы не могли выбрать. Меня там почти не будет. — Шоу в Сикоуве завершалось через неделю, примерно тогда же, когда начинался мой семестр, но сразу после его окончания ему надо было «кое в чем принять участие». — Я надеюсь быть дома в начале октября, но позже в том же месяце у меня будет концертное турне по Германии, а потом по Соединенным Штатам. Я вам говорил об этом. — Я кивнула. Он должен был вернуться к Рождеству и собирался провести дома остаток зимы и весну, но у меня было мало шансов в это время все еще оставаться в Шотландии.

— Это надо обдумать. Возьмите еще кекс, — рассеянно сказал Колин, и я сразу смутилась. В Торкомбе я относилась к нему, как к обыкновенному человеку вроде меня. Теперь вдруг все эти шоу, записи и туры открыли мне глаза. Он принадлежал всему миру, и я не имела права посягать на его время. Не дай Бог, если он подумает, что я навязываюсь.

— Тут нечего обдумывать, — торопливо сказала я. — Я пошутила насчет Глазго. Без сомнения, вы слишком заняты, да и у меня совсем не будет времени. — Я снова заговорила о своей новой должности, первой моей в колледже, и как много мне надо будет заниматься. В заключение я упомянула о том, что весной могу снова отправиться за море.

— Понятно, — задумчиво сказал Колин. Он достал из бумажника визитную карточку и положил на стойку. — Вот, возьмите это и звоните мне когда угодно, как только у вас окажется свободная минута. Я буду держать пальцы скрещенными на счастье. — Я вопросительно взглянула на него. — Чтобы у вас оказалось время и я был на месте, — просто сказал он. — Я бы очень хотел, чтобы вы познакомились с моими родителями.

До чего он добр — просто невероятно. Наверное, сотни людей хотели с ним встретиться, и он так редко бывал дома… и Адам ни разу не предложил мне съездить с ним в Глочестершир.

— Я постараюсь, — с теплым чувством пообещала я.

— Вы заметили, что это адрес не в Глазго, — продолжал Колин. — Но до нас можно добраться автобусом или поездом из Глазго. Или из Эдинбурга. Только не приезжайте неожиданно — может никого не оказаться дома. Как раз теперь, — вздохнул он, — мои дела основательно запутались. Мама не хочет дальше дергать отца с места на место, как было раньше. Вообще я думаю, что она только и ждет подходящего момента, чтобы предъявить ультиматум — или я что-то организую насчет Слигачана, — так назывался его дом, — или продам его и обоснуюсь в Ланарке. А мне совсем не хочется этого делать, — доверительно добавил он, — еще и потому, что Йен на той неделе пойдет в подготовительный класс начальной школы, но возможно, мне не останется ничего другого.

Эти проблемы я вполне могла понять, и выражение сочувствия казалось совершенно естественным. Колин принял его и сообщил, что уже и так пришлось нарушить правила, когда Йена приняли за два месяца до того, как ему исполнилось семь лет.

— Поблажка старым кадрам, — ухмыльнулся он. — Видите ли, я сам там преподавал.

У меня отвисла челюсть.

— Вы преподавали?

— Всего около двух лет. Потом я это бросил и занялся пением. Но мне всегда хотелось отдать Йена в Крильскую начальную. Поэтому мы и купили там дом. — По его лицу прошла тень, и меня пронзила боль сочувствия, на этот раз не по поводу проблем образования.