Песня, зовущая домой

Но с этого мгновения я пропала. Я порвала визитную карточку Колина, но адрес я знала наизусть: Слигачан, Крилли. В Крилли ходили автобусы. В прошлую субботу я ездила в Эдинбург, и перед выездом на шоссе стоял дорожный знак, который я прочла. Интересно, каков Слигачан? Милый домик вроде тех, что я проезжала — со входом посредине и выступающими по бокам террасами? А как выглядит Крилли? Выбрал его Колин только из-за школы или за что-то еще? Завтра опять суббота. Это сумасшествие. Дебора, просто сумасшествие, твердо сказала я себе.

Но вечером, когда я записывала для памяти пункты, которые собиралась обсудить со своей ученицей, это ощущение снова вернулось.

Где-то не дальше двадцати миль стоял дом, в котором жили трое, с кем я однажды отстаивала от агрессора парковую скамейку в Плимуте. И кроме того, Хани. Да, я ее купила и одела, хотя в этот раз не в твид производства Адама. В эту самую минуту она сидела на кровати, бессмысленно улыбаясь, и на ней был килт из тартана цветов клана Камеронов, который я без ложной скромности считала шедевром.

Чтобы в солнечный день съездить за город, причина всегда найдется. В субботу стоял легкий туман, предвещавший к вечеру заморозок. Но килт у Хани был из чистой шерсти и кофта толстой вязки. Мы на двоих взяли один билет в оба конца на автобус до Крилли. Я так и знала, что мы не утерпим.

Моя хозяйка сообщила мне, что «туда дорожка неплохая». Она началась в промышленной части города с грязноватой краски и отслаивающейся штукатурки, пробежала через пригородную застройку и потом поразила меня широкими пространствами и грядой гор по левую сторону. Не таких живописных, как низкие округлые Пентиланды, сверху вниз глядевшие на Эдинбург, и все же сегодняшние горы, обесцвеченные туманом, давали очень подходящую пищу фантазии. Невероятным образом Крилли превратился в Бригадон.

Но теперь Крилли надвинулся на меня, как будто снятый приближающейся камерой, с названиями «Крилли» на станции обслуживания и «Крилльская начальная школа» на дорожном указателе. Это место было настолько спокойным, что у меня возникло странное ощущение недостатка воздуха. Не прелестный и не слишком опрятный, Крилли с его ворохами опавших золотисто-коричневых листьев, казалось, дремал, не обращая внимания на окружающий мир. Я жадно впитывала его глазами: неухоженные садики, костры, высокие старые дома.

Автобус не остановился, продолжая грохотать, как я решила, к центру городка. Это предположение оказалось довольно ошибочным, потому что вскоре дома опять сменили зеленые изгороди, пасущиеся овцы и указатель с надписью «Крилльский гольф-клуб». Струившийся из-за холмов свет придавал очертаниям гор холодную четкость — и потом мы уже снова проезжали пригороды, и навстречу стали попадаться фургоны с названиями фирм из Глазго на боках. Показался знакомый сквер и… но этого не могло быть… я вновь смотрела на облезшую краску и штукатурку, которые видела в начале путешествия. И с последним поворотом влево автобус уже подъезжал к той самой стоянке в центре Глазго, откуда мы начали свой путь.

Я побывала в Крилли и совершенно без толку. Я просто сидела. Ожидая, словно дитя, пока автобус остановится.

Обычно в незнакомых местах я не чувствую одиночества, но теперь, когда я возвращалась к себе вместе с Хани, все еще отдыхавшей в моей сумке, одиночество ощущалось во мне подобно физической боли.

Глава одиннадцатая

Когда в понедельник утром я шла на свой первый урок, служитель передал мне письмо. Почерк был мне незнаком, на конверте стоял штамп почтового отделения в Глазго. Я открыла его и заметила сначала название палаты, потом — название больницы. Письмо было кратким.

Дорогая Дебора,

ноги проходят давно полагавшееся им обслуживание, и если у вас есть свободное время, на что я и не надеюсь, мы все трое будем рады вас видеть. Время для посещений (тут он указал часы). Кстати, я опять Джон Маккензи, имейте в виду. Держу пальцы скрещенными!

Колин

В общей палате стояло шестнадцать кроватей, и все были заняты. Включенное на полную громкость радио передавало репортаж с футбола.

Из общей картины ослепительно-белых простынь и полосатых пижам выделилась одна довольно-таки великолепная пижама, синяя с белыми и желтыми квадратами, и в ней довольно-таки великолепный мужчина. И почему это я всегда считала худобу Адама предпочтительнее откровенно симпатичной внешности?

— Джон, — засмеялась я, — как жаль! И как ваши дела? — Я протянула руку в его теплую ладонь, и она сразу привлекла меня ближе к нему.

— Бросьте, вы же знаете, что этого мало. Они тут целый день дожидались.

Ну, если они и вправду ждали, думала я, то уж точно дождались. Его мягкие, нежные, но решительные губы безошибочно нашли мои.