Песочница

Кошмары часто снились ему в последнее время и он уже успел как-то смириться с этим. Но то что произошло этой ночью не было похоже на обычные его кошмары. Профессор попытался вспомнить события прошедшего вечера. После работы он зашёл в кафе, где хорошенько поужинал и прилично выпил. С некой досадой и даже долей презрения к себе, Солнцев в который раз уже отметил про себя, что до 36 лет он вообще даже ни разу не пробовал спиртного. Он с детства наблюдал как алкоголь медленно, но верно убивает человека в его отце, а потом и вовсе свёл бедолагу пьянчужку в могилу. Он ненавидел за это своего отца и к спиртному у него было полное отвращение. Но потом многое поменялось в его жизни. Корней стал выпивать, сначала вина по чуть-чуть перед сном, чтобы снять напряжение, потом количество вина увеличивалось, напитки становились крепче, поводов больше… И довольно скоро его рюмочки для аппетита и расслабления начали носить постоянный, а временами и затяжной характер. В последнее время он стал поддавать особенно крепко, лишь бы напиться и забыться, за что при каждой попойке себя и корил нещадно. Сейчас он тоже не упустил возможности обругать себя за свою слабость. Но так как был уже трезв, аналитическое мышление учёного брало верх над самобичеваниями алкоголика, поэтому он не стал терзать себя долго, а продолжил рассуждать дальше.

После кафе он на такси доехал до своего дома, но выйдя из такси не пошёл сразу домой. По пути он зашёл ещё в круглосуточную рюмочную, что находилась за углом в доме напротив. Там он опрокинул ещё грамм сто, долго вертел в руках телефон, желая позвонить бывшей жене, но так и не решился набрать её номер и побрёл домой. Там же в рюмочной он захватил ещё и бутылочку пива с собой, которую распил по пути домой. Видимо, эта бутылка пива и стала той самой последней недостающей каплей, что отключает мозг и переводит тело в режим автоматического пилотирования, так как после этого Корней ничего толком не мог вспомнить. Не мог припомнить как входил в подъезд, как поднялся на свой этаж и как попал в квартиру. От этого ночные визитёры всё больше становились похожими на кошмарный сон.

– Или до белки допился, – вслух подытожил Корней, вспомнив как отец страдал от приступов белой горячки. От этого его даже передёрнуло, так как воспоминания о том, как взрослый мужчина орал, пуская слюни, и нёс всякую чушь с выпученными глазами, до смерти пугая своих детей своим неадекватным поведением было вовсе не из приятных и даже отталкивающих.

Сильная жажда и отвратительный привкус во рту мешали думать нормально, поэтому профессор поскорее направился к заветному источнику воды. А вот на кухне, в отличии от всей квартиры в целом, бардак царил совсем не лёгкий. На грязной плите стояла сковорода с пригоревшей и уже засохшей жаренной картошкой, раковина была полна горой немытой посуды, на полу стояло переполненное мусором ведро, часть которого даже вывалилось на пол. Но вот холодильник оказался пуст. Лишь в морозильнике одиноко лежала пачка пельменей, неизвестно когда купленных. На обеденном столике лежала открытая бело-синяя пачка сигарет “Parliament”, графин с водой и стакан. Тот самый стакан в котором ему приносили воду этой ночью! Корней Иванович не мог не узнать свой старый гранённый советский стакан, тем более что такой в его доме был в единственном экземпляре. Снова сомнения закрались в душу профессора, но с похмелья трудно думать о чём-либо кроме своего состояния, которое по мнению всех алкоголиков близко к предсмертному. Корней налил себе воды из графина в тот самый стакан, залпом жадно осушил его и ещё налил. Он вспомнил, что ночью ему не позволили напиться вдоволь и сейчас со злорадной ухмылкой не спеша с наслаждением выпил второй стакан.

– Если ты не болел с похмелья, ты не можешь знать насколько вкусной может быть вода… – протянул он с тоской в голосе.