Песочница: Цветущий ад. Том 2

* * *

Во время захвата канонерки одно из длинноствольных ружей чужаков Свара крепко покалечил своей секирой. Металл, естественно, никто выбрасывать не стал — он был слишком уж ценным в этом мире — но само оружие стало однозначно непригодным для использования. По крайней мере, без квалифицированного ремонта.

На фоне остальной добычи мы не особо расстроились из-за этого. Тем более что помимо сломанного, точно таких же ружей — похожих на длинные костыли — нам досталось еще два. Была вполне очевидная связь между числом нагов и количеством именно этих ружей, потому что остальной арсенал состоял из «берданок» вполне привычного, пусть и довольно архаичного вида.

Но первоначально, мы связали форму приклада только с длиной ствола и традициями нелюдей. Версия звучала логично, но позже пленник-англичанин объяснил: мол, да, так непривычно для человека все устроено из-за их традиционного способа облегчения приклада, но дело еще и в самой биологии нагов.

По словам нашего знатока, чуть иное устройство их ладони, глаз и мышц верхнего плечевого пояса, чисто физически позволяло змеелюдам заметно точнее стрелять на дальние расстояния, и куда дольше держать эту бандуру на вытянутых конечностях. Так что приклады их были такими и в силу традиции, и благодаря чисто физиологическим особенностям тел чужаков.

Остальной арсенал, в небольшом закутке позади капитанской каюты, был устроен куда привычнее.

Все оружие, как и спецпушки нагов, было однозарядным, а чисто внешне — сильно походило на реплики капсульных винтовок начала XIX века. Поэтому очень логичным нам показалось, что «костыли-длинномеры» англичанин назвал «штуцерами»* (как и первый более-менее массовый нарезной огнестрел на Земле), а обычные ружья — мушкетами.

«Кенсингтонскими флотскими…» — уточнил тогда Джон, сообщив, что в оазисе Кенсингтон* их собирали, а «флотские» они — потому что максимально укорочены для использования на флоте, и снабжены креплением под «утвержденный» абордажный штык.

По-настоящему непривычными нам показались только заряды к ним, устройство курков и, собственно, спусковых крючков. Позже выяснилось, все это завязано на использование особого взрывчатого вещества вместо пороха…

Во вполне узнаваемых патронных сумках, на поясах побежденных, да и позже в арсенале, мы нашли только странные трех- и пятисантиметровые цилиндры. Те, что побольше, естественно, в сумках к дальнобойным штуцерам.

Однородные по составу, они состояли из чего-то похожего на замазку со смутно знакомым фруктово-мазутным запахом. «Патроны» выглядели так, будто некую густую смесь заворачивали в листья, давали высохнуть, и потом использовали в бою. По диаметру — цилиндры идеально совпадали с калибром ружей.

Единственная похожая схема, что пришла нам в голову тогда, использовалась в больших корабельных пушках и некоторых сухопутного артиллерийских орудиях. Когда в ствол сначала помещали собственно снаряд, а затем и так называемый «вышибной заряд» — порох. Но ни в одной из сумок пуль мы не нашли.

Напрашивалась логичная мысль, что пулями служат местные деньги.

А что, они вполне годились на роль «картечи», пусть и были куда меньше диаметра ствола. Сказано, сделано! Хорошо хоть, что эксперимент решили провести максимально упрощенный, и зарядили только альтернативный порох. Просто чтобы убедиться, что все поняли правильно…

В здешних оружейных замках оттягивание на себя выпирающего курка приводило не к взведению бойка и всего механизма, а просто открывало проем в стволе, для того чтобы была возможность поместить в него этот самый цилиндр. Потом рычаг нужно было передвинуть назад, чтобы отверстие закрыть.

А вот вместо курка на штуцерах нагов было что-то вроде кнопки.

Выпирающее «утолщение» на короткой, натурального вида — словно бы кожаной — продолговатой и гибкой пластине, служившей конструктивной часть замка. Если на нее нажать, раздавался звук щелчка, и в стволе мелькала здоровенная электрическая искра.

Никакого предохранителя конструкторы не предусмотрели, и если откинуть курок-рычаг, искру можно было вполне отчетливо рассмотреть.

Отодвинули, сунули, закрыли, нажали — щелк! — и одновременно не слишком громкий, очень знакомый по недавнему бою — шшух! Из ствола на пределе видимости мелькнула вспышка и на этом все. Когда глаза снова привыкли к полумраку канонерки, мы рассмотрели результат пробы. Ну и потом грохот от падения мушкета, конечно.

Осознав, что произошло, Ромка перепугался и отшвырнул мушкет, будто опасного скорпиона. Попытка разобраться в чужом оружии не стоила никому из нас жизни, а прибавила лишь еще одну незапланированную конструкцией — идеально ровную — дырку на корпусе корабля.

Прибежавший на шум командир вник, ни кому из нас не врезал — хотя видно было, как ему этого хотелось — но строго настрого запретил трогать эту часть трофеев. Позже пленник рассказал, что сунь мы туда металлическую горошину, мушкету вряд ли бы что-то сделалось, а вот нарезной штуцер мог бы и пострадать от застывания в каналах кусочков расплавленного металла, ну и сам выстрел улетел бы неизвестно куда.