Было по-настоящему страшно, отчего этот вынужденный «героизм» доставлял мне почти физические неудобства. Не знаю, как Ромка, но у меня было чувство, что ноги просто не хотят идти в темноту. К едва теплящимся кострам затихшего лагеря…
От недобрых мыслей и ожиданий, на теле выступил холодный пот, так что шли мы очень неторопливо, если не сказать больше. Но что такое три десятка метров? По прямой — это в лучшем случае, минута или две.
Первое тело в невнятном свете костра удалось рассмотреть только шагов за пять-семь до первого из костров. Оно лежало лицом вниз, и я неожиданно почувствовал облегчение. Нет, конечно же, не от радости, что как минимум один из наших товарищей умер. Просто в такой нервной обстановке хоть какая-то определенность — даже такая — некоторым образом «радовала».
— Надо глянуть, что с ним случилось… — слова мои прозвучали по-дурацки неопределенно, но Ромка снова не стал спорить.
Я, честно говоря, до сих пор не понимал, почему он слушается меня. Мой питерский напарник не выглядел неуверенным в себе человеком, но вот смотришь ты. Проявляя инициативу в житейских мелочах, он ни разу не полез вперед, когда нужно было принимать решения. Из-за этого мне даже против своей воли «приходилось» носить мундир лидера.
Не то чтобы я действительно возражал, но вот именно сейчас, исходя из логики наших взаимоотношений — как лидер — я вроде как был обязан, взять на себя самое неприятное. Приблизиться к лежащему ничком телу, и лично попытаться выяснить, что же с ним случилось. Но, черт возьми, это было выше моих сил!
Судя по всему, Ромка понимал обстоятельства точно так же.
Когда мы все же решились выбраться из сравнительно защищенного уюта канонерки, то договорились, что каждый будет смотреть за своей стороной условной полусферы. Поскольку я шел справа, то мне предстояло, смотреть за правой стороной, а идущему слева Ромке — естественно, за левой.
Совсем не оглядываться было невозможно — обстановка не располагала к полному доверию — но до этого мы бросали очень быстрые, мимолетные взгляды. Услышав же мое не особо уверенное поручение, напарник впервые пристально посмотрел мне в лицо. Я остался внешне невозмутимым, и он опять молчаливо согласился. Но просто так приближаться к мертвецу — даже по приказу — Ромка не стал.
Едва слышно выдохнув, мореман зачем-то начал по дуге обходить труп. Лишь мгновение спустя я сообразил, что он нацелился на брошенное кем-то копье. Ну да, в непонятном огнестреле чужаков мы толком разобраться не успели, поэтому решили его не брать, а короткий топор — даже со щитом — не давал необходимой уверенности.
Завладев брошенным оружием, напарник ощутимо укрепился в своей решимости. Уже безо всяких петляний, он приблизился к телу, и осторожно подсунув под него древко — и раз! — успевший задеревенеть труп перевернулся на спину.
«…Мать моя женщина!» — вздрогнул я мысленно.
Вся правая половина лица мертвеца, выглядела как огромный синяк, при этом никаких легкоразличимых травм видно не было. Наш ветеран — тот самый, что агитировал меня поучаствовать в конкуре на звание местного князя — умер мучительно, но не совсем понятно, отчего. Белые бельма вместо глаз и оскаленный рот, выглядевший так, будто перед смертью мужик грыз землю.
«…От боли что ли?»
— Да что за хрень с ним произошла… — прокомментировал Ромка увиденное, и принялся еще более активно бросать опасливые взгляды по сторонам.
«…Ага, сейчас эта тишина вот нифига же не радует…» — мысленно согласился я, и ответил Боцману красноречивым пожатием плеч, наверное, просто опасаясь шуметь.
— Идем дальше? — уточнил напарник едва слышано.
Из-за всех этих петляний вокруг трупа, теперь Ромка оказался уже слева от меня. Мне показалось это не очень правильным, но после недавней неловкости, лезть с глупостями я не стал.
— Идем! — крутнув тесак, я двинулся ко второму костру.
Как и первый, он еще не успел окончательно потухнуть, но благодаря походной привычке разжигать огонь в углублениях, был едва виден и не особо хорошо освещал пространство вокруг себя. А уж с расстояния в десяток шагов — и вовсе едва перемигивался.
«…Блин, стоп! Что за мигание такое…»
Догадка еще не успела оформиться в мысль, когда из темноты на нас надвинулось кто-то здоровенный. Раздвинув темноту, неизвестный появился слева, и первым на него, естественно, отреагировал Ромка.
Почти автоматически он сделал выпад навстречу, и подобранное всего пару минут назад копье с хрустом пробило нагрудную хитиновую пластину нашего гостя, пробив его навылет.
— О, Господи, Репей, прости меня! Я же не хотел!!! — взвыл обреченно Ромка.
Да, это он, похоже, и впрямь зря вышел нам на встречу. Ворчливый толстяк все еще стоял, беззвучно разевая рот, но был уже мертв. Просто его крупное тело пока еще не согласилось с этим.
— Глеб, ну ты же видел? — продолжал надрывать мореман, осознавший, что убил своего.
Наконец, ноги под толстяком подломились, но питерский копьеносец не позволил телу рухнуть под собственным весом. За мгновение до этого он уцепился за плечи очередного мертвеца, и как мог смягчил его падение.