- Что, слаб(? - спросил Пат, усмехаясь опять, и на этот раз вторая его улыбка, бог знает почему, лишила Киса надежды прикинуться равнодушным. Наоборот, остро и необъяснимо ему захотелось откровенности. Крохами ума он не позволил себе этого, хотя глаза Пата поблескивали приглашающе, и только мотнул уныло головой.
- Что делать... Зло насилием... - попытался неуклюже вышутиться он, но тотчас сообразив и то, наконец, что перед ним не Гаспаров, смолк, сдерживая излишнее подергивание губы..
- Всяко, - согласился Пат. - Это штучка острая.
"Острая? Какая еще: ревность?" - промелькнуло было в сознании Киса, но так, словно он сам себе, а не Пат сказал это, да и говорил будто бы с собою, а не с ним. Но жалкое слово, даже как тень, не передало ему того, что он чувствовал, ибо казалось ему, что что-то огромное опустилось вдруг на него, лишенное контуров и затемнявшее взор, и, слепо глянув еще вскользь на Пата, Кис отвернулся и побрел прочь по комнате.
Пат, впрочем, посмотрел ему в спину без особого сожаления. Вся эта история касалась его мало, потому, во-первых, что не он, Пат, ее "сочинил", а во-вторых, едва ли бы и хотел в ней участвовать. Тут что-то очень уж, на его вкус, отдавало сантиментами, чего он терпеть не мог, и поняв это, он сразу же как-то вместе запрезирал про себя и Киса и Машу (Машу - из рассуждения, что "сволочь, конечно: нахрена сюда было хахаля тащить?"). Он скривился и с досадой цыкнул всухую сквозь зубы.
Кис прошел к столу. Тристан попался ему - и чуть не впервые за вечер он заговорил с Тристаном, ощутив вдруг вместо тоски прилив внезапной злобы. Злоба была безличной и почти случайной, так что уж и минуту спустя он не смог бы воскресить в уме, что именно сказал Тристану. Но, должно быть, это было что-нибудь не совсем пристойное, так как Тристан закосил смущенно по сторонам маленькими своими под очками глазками, хотя и заржал из деликатности и даже всколыхнулся привычно телом. Но Кис уже и оставил его. Вновь время переменило ход в многострадальном его мозгу. Он еще приметил Свету на краю очерченного им самим себе поля зрения, но теперь она была к нему безучастна и даже не высунула ему язык, хотя, казалось бы, этого-то можно было от нее ожидать. И после того события в его глазах, утратив ясность, вдруг вытянулись из отдельных жестов и слов в скучные процессы, словно капли по стене, путаясь и сливаясь, и ему уже трудно было бы решить, чт( в них следовало за чем и в каком порядке.
Он, впрочем, видел, что, к облегчению его, свет в studio погашен, и все танцуют обнявшись. Неспешная тяжкая музыка сотрясала studio, красный свет из-под стола дробил вселенную на лучи и тени, зримые в сигаретном дыму, и фигуры танцующих, сплетясь друг с другом, плыли в такт, меняя узор этого ломкого прямолинейного мира. Кис видел, что Света танцует с Гаспаровым, и тот рад, что Пат обнял Ёлу и целует ее, что Тристан, как и хотел, заполучил Иру в свои пухлые лапки, и одна его ладошка с растопыренными пальцами ловко устроилась на ирином бедре, а в ее взгляде интерес, и ее рука, выгнув лебедя, лежит на плече Тристана... Но тут уже, после этого, наступала пора смотреть в глаза правде, и Кис отворачивался, чтобы все-таки не видеть, как танцуют в стороне Маша и Гарик.
Но и, однако, сколько бы ни отводил он свой взгляд и сколько бы ни прятал внимания, потусторонним тайным образом он все же видел их постоянно, не меньше, чем если бы глядел на них в упор или умышленно следил за ними. Видел он и то, что по временам, в перерывах, Маша смотрела на него долгим протяжным взором, словно бы чуть-чуть извиняясь и слегка лаская его, и от этого боль в нем не утихала, но становилась простой и доступной сознанию, хотя он всё равно не знал, куда ее девать... Нет, определенно: Кису просто не повезло. Но теперь уже с этим ничего нельзя было поделать.
Кис задыхался. Он ощутил остывшую сигарету у себя между пальцами и покорно выпустил ее, не глядя, на пол. И тотчас же вслед за тем ему нестерпимо захотелось дыму и холодного воздуха. Он сунул руку в карман. Пачка "Ту", опустошенная лишь на треть, лежала рядом со спичечным коробком, и Кис, ободренный этим, двинулся было из studio к прихожей, однако по пути новая мысль блеснула ему. Он торопливо вернулся, протолкался кое-как среди танцующих к окну, юркнул за штору и, оттянув шпингалеты балконных дверей, вышел на балкон. Была половина одиннадцатого.