Песочные часы

Продав серьги с бриллиантами и потратив часть своих денежных сбережений, купила домик в двух минутах ходьбы от места работы. Он не шёл ни в какое сравнение с нашим в Кеваре, но и такая крыша над головой подойдёт. Маленький, втиснутый между табачной лавкой и домом молочника. Из окон виден мой постоялый двор. Кухонка, кладовка, нечто вроде прихожей и две комнаты в мезонине.

С соседями я ладила, особенно с женой молочника, которая частенько приносила мне что-то вкусненькое, вроде домашнего пирога.

Ела в 'Сломанной подкове' в счёт жалования.

Чтобы выправить себе документы, недели две провела, обивая разные пороги, десятки раз рассказывая душещипательную историю о вдове, то есть мне. То, что кеварийка, говорить не стала, назвав в качестве родины другое государство в долине Старвея. Якобы мы ехали в Дортаг по делам мужа, но в горах нас накрыла лавина, под которой сгинули почти все мои спутники, в том числе, супруг, и наши вещи.

Поверили. Впрочем, за деньги не могли не поверить, и внесли в списки жителей Сорры.

Цейхи просачивались сквозь пальцы, как вода. Казалось, что их так много, но всё когда-нибудь кончается. Мне повезло, что они закончились уже после родов.

В последние два месяца я не работала — тяжело было. Пришлось даже нанять временную помощницу — не могла ходить на рынок, прибираться в доме, воды принести и нагреть. Готовила сама, но что-то простое, не требовавшее усилий.

Помощница сначала была приходящей, потом жила со мной — чтобы было, кому акушерку позвать. Не мышей же просить! А до соседей могу не дойти — вдруг ещё с лестницы упаду?

Утром двенадцатого сентября (дату узнала от акушерки, у меня календаря не было) я родила девочку. Назвала её Сагарой. Имя было дортагским, но мне понравилось. А ещё в нём были первые две буквы родителей малышки — меня в Сорре знали как Арону.

Мы с Сагарой обе были свободными — мой браслет торхи легко снялся, стоило мне оказаться в Дортаге. Я не выбросила его, а закопала за городом, чтобы никто не нашёл. И чтобы не напоминал о прошлом.

Первые три месяца после родов Латиша, моя помощница, всё ещё жила у меня. Теперь на её долю выпала и готовка: я едва справлялась со стиркой, кормлением и заботой о дочке. Она, кстати, была больше похожа на меня, чем на отца, родилась не чистой нориной, а с несколькими прядями обыкновенных, однотонных волос. Но это я узнала позднее, пока же видела только её сине-зелёные глазки, которые постепенно темнели, но пока не грозили стать карими. Наверное, будут, болотными.

Но нос, всё же, его.

В отличие от Рагнара, Сагара часто плакала, плохо спала и, в довершение моих бед, умудрилась заболеть в первый же месяц своей жизни. На её здоровье я и истратила почти все свои сбережения. На её здоровье, на её одежду, игрушки, коляску — хотелось, чтобы у дочки было всё самое лучшее. У моего маленького чуда.

Себя я не баловала, одевалась просто, если вещь по какой-то причине приходила в негодность, не выбрасывала, а пыталась починить. Только ела хорошо, чтобы молоко не пропало.

Потом с Латишей пришлось расстаться — слишком накладно. Жемчуг продавать не хотелось, а без жемчуга мы помощницу не потянем. Да и Сагара покрепче стала. Посидев с ней ещё месяц, решила, что пора снова выйти на работу.

Дочку брала с собой, благо хозяин не возражал. Спасибо ему, что разрешил вернуться. Наверное, всё дело в оплате — невелика она, чтобы много желающих нашлось. Он нанял какую-то девушку, но она чем-то ему не подошла, раз уволил.

Потом, когда дочка ещё немного подросла, начала есть тщательно протёртую пищу и понемногу пить что-то, помимо грудного молока, я стала отдавать её на полдня соседке — знала, что на неё можно положиться. Забегала к Сагаре, кормила её и снова убегала на работу. Всё-таки она мне в 'Сломанной подкове' мешала, делала вполовину меньше, чем должна была, всё время на дочь отвлекалась.

Сейчас, правда, беспокоилась, в первые недели сердце было не на месте, всё казалось, что с Сагарой что-то случилось, что она заболела, бегала к молочнице по десять раз на дню, но потом успокоилась.

Малышке у неё нравилось, за ней хорошо приглядывали, сказки рассказывали, даже гуляли и пелёнки меняли. У соседки ведь трое детей, опыт куда больше моего. Кажется, с ней дочка даже здоровее стала. И активнее — я-то с ней играть не могла, времени не было, а молочница не одна домашнее хозяйство вела.

Вот так мы и встретили март, мой второй март в Дортаге и первый март моей Сагары. Ей исполнилось шесть месяцев, и мои предположения о цвете её глаз оправдались. Так и есть — болотные. У зрачка — папины, небольшой янтарный кружок, постепенно переходящий к краям в мою зелень.

Соседка сказала, что цвет глаз может ещё поменяться. Не хотелось бы, пусть уж лучше болотный. Змеиный, редкий. Её отец называл меня 'змейкой'… А теперь я родила дочку с такими глазами. Красавицу. Маленькая — а уже такая хорошенькая!

Она улыбается, и я улыбаюсь ей в ответ. Это такое счастье, моё единственное счастье. Моё солнышко. У неё такие лучистые глазки.