Я провисела так до утра, от холода не чувствуя пальцев. Потом пришёл квит, перевернул меня животом к стене и высек смоченной в специальной жидкости крученой плетью.
Сказать, что было больно, — это ничего не сказать. Он исполосовал мне всю спину и ягодицы и, довольно хмыкнув, разомкнул кандалы. Моё обмякшее окровавленное замёрзшее тело рухнуло на землю.
Идти я не могла, и к виселице меня волокли, периодически награждая пинками. Укутали в какой-то балахон, прислонили к столбу, набросили петлю на шею…
Подняв глаза, я увидела виконта, наблюдавшего за казнью с крыльца. В руках у него был белый платок. Вздрогнула, отвернулась, чтобы не видеть отмашки.
'Хорошо, как пожелаете, господин', - неожиданно произнёс квит, отпустив верёвку.
Кажется, я пропустила какую-то фразу Тиадея. Да и он оказался значительно ближе, всего в паре шагов от меня. Со злосчастным концом перекинутой через перекладину верёвки. Решил сделать сам.
Повинуясь минутному порыву, я упала на колени, обхватила его ноги руками, уткнувшись лицом в сапоги. Верёвка натянулась до предела, мешая дышать, болью отдаваясь в горле, а потом ослабла.
'Я прошу Вас, хозяин!' — хрипло, всхлипывая, пробормотала я. Только как убедить его сохранить мне жизнь?
Слёзы хлынули из глаз. Всё-таки умирать я не хотела, да ещё за такой поступок. Я всего лишь помогла людям, спасшим меня от зверской расправы. Выходит, лучше бы меня не спасали.
Закашлявшись, я замерла на земле. Дрожь сотрясала всё тело. Сначала я приписала её исключительно страху, но потом поняла, что простыла.
Сейчас верёвка вновь натянется, тупая боль и ломота в саднящей спине сменится удушьем и синей глубокой бороздой на шее. Я буду болтать ногами, как марионетка, дёргаться в судорогах, пока не умру.
'До свидания, мой норн. Надеюсь, Ваша следующая торха окажется покладистее', - донёсся до меня голос снэрры Джованны.
Виконт ничего ей не ответил, он вообще молчал.
Скорчившись у его ног, стуча зубами от озноба, я терпеливо ждала. Зачем же тянуть, почему он медлит?
'Нож', - наконец приказал норн.
Зарежет? Что ж, возможно, так лучше.
Но я ошиблась: виконт перерезал верёвку.
'Надеюсь, впредь ты будешь умнее, — я почувствовала, как меня подхватили подмышки и подняли. — По закону тебя нужно было подвергнуть пытками и повесить. Сделать хырой и оставить на ночь в качестве развлечения дворне. Цени: я этого не приказал'.
Я ценила, облобызав его руки, тем самым, кажется, вызвав одобрение. Тогда я ещё не понимала, что легко отделалась, а милость Тиадея могла стоить ему должности: он проявил незаслуженную сердечность к рабыне, виновной в тяжком преступлении.
— И ещё, Лей, я не люблю, когда мне лгут, — янтарные глаза норна впились в моё лицо. — Я предупреждал тебя и дал шанс самой рассказать всю правду. Ты воспользовалась им лишь наполовину, признавшись во всём из страха. Наказанием за ложь были те удары плетью, что ты получила. Остальное — наказание за провинность. Да, облегчённое, зелёноглазка, потому что ходишь и дышишь.
— Спасибо, хозяин.
Я ещё раз потянулась к его руке. Тиадей отдёрнул её и приложил пальцы к моему лбу.
— На кухню, пить отвар, а то твоё воспаление лёгких мне дорого встанет. И, запомни, это последний проступок, который я тебе прощу, зелёноглазка, — ледяным тоном добавил норн, направляясь к вольеру с драконами.
Все разом потеряли ко мне интерес, оставив стоять на коленях.
Превозмогая боль, я встала и побрела к кухне.
Служанки во главе со Снель выразительно косились на меня, показывали пальцем — мол, знай своё место, тварь подзаборная. Теперь я знала и понимала, чего на самом деле стоит моя жизнь.
Справедливости ради, это было самое серьёзное наказание, которому подверг меня норн. Больше меня прилюдно не унижали и не били. Разве что виконт, но на то он и хозяин. И не плетью. Только один раз больно хлестнул по пальцам.
Стоило переступить порог, как ко мне тут же подбежала хыра с домашними туфлями и шерстяным платком. Опустилась на колени и обула меня. Платок я накинула сама и с трудом добрела до стола. Сесть даже не попыталась.
— Госпожа пьёт рашит?
Я — госпожа? Я такая же рабыня, как она.
И что такое рашит?
Не дождавшись моего ответа, хыра достала с полки графин с мутной жидкостью соломенного цвета, налила полстакана и протянула мне.
Горло обожгло, но я мужественно проглотила рашит. Крепкий! Слишком крепкий для меня, которая пьянела и от вина.
С большим трудом, но я осилила свою порцию. Голова стала тяжёлой и немного кружилась. Горло саднило, озноб волнами гулял по телу.
Кутаясь в тёплый платок, придерживаясь за стол руками, я раскачивалась из стороны в сторону, стараясь не думать о боли.
Пришла служанка, не глядя на меня, поставила на стол флакон тёмного стекла и ушла. Я взглянула на этикетку — кажется, травяной настой, я всё ещё плохо читала по-ангерски.
'Выпейте, госпожа, Вам станет легче, — услужливая хыра налила мне кружку горячего молока. — Двадцать капель, госпожа, госпожа Сара сказала, этого будет достаточно'.
Я покорно выпила, а потом позволила проводить себя до комнаты и раздеть.