– А вы на гитаре умеете? Спойте… – говорит она Черепу. – Не знаю, как вас…
– Череп он, – подсказывает Совок.
– Как это? – недоумевает Рита.
– А так. Кликуха. Череп, Череп, где ты был, я могилку сторожил!
– Черепанов я, Григорий! – пробасил Череп и ударил по струнам.
– А вы не пьёте? – спросила Рита у Михаила.
– Я как все, – Михаил взял стакан.
– У вас лицо, как у киноартиста. Я бы смогла в вас влюбиться, – говорит Рита Михаилу с улыбкой.
– Он у нас и есть артист, – подтверждает Артём. – Театральный закончил. И свободен.
– Ой, правда? – Рита придвигается к Михаилу и смотрит на него с восхищением.
– Правда, – отвечает Михаил. – Только всё это… в прошлом.
– Какая радость для меня! Я бы тоже в артистки пошла… Я петь могу, танцевать! Девчонки говорили, у вас там театральный есть…
– Есть.
– Вы мне поможете?
– Он поможет! – сказал за Михаила Совок. – Он всё теперь может. У него голова. Потому и деньги.
– Конечно, помогу. У меня знакомые там… Выпьем за нашу даму! – провозглашает Михаил.
– За мадаму! – пьяно поддерживает Совок.
Все разом со звоном сдвигают стаканы, пьют.
– А ты чего сидишь, бард в законе! – Совок толкает Черепа под бок, гогочет. – А ну, изобрази что-нибудь покудрявей!
– Пэсня! – провозглашает Череп и запевает хрипловато известный хит Розенбаума.
Все подхватывают и голосят нестройно, но громко.
Хмель вдруг ударил Рите в голову, она неожиданно вскакивает.
– А можно я станцую?
– Покажи класс, Ритуля! – кричит Совок. – Покажи нам!
Возбуждённая выпивкой и ещё чем-то, сугубо личным, Рита вдруг начинает двигаться удивительно музыкально и пластично. Череп наяривает, с остервенением бьёт по струнам.
– Ритуля! А сбацай стриптизончик! – кричит Совок. – Сбацай! Все свои! Плачу баксами!
Совок достаёт из кармана несколько зелёных бумажек.
– А чо, могу!
Рита ловким, то ли где-то подсмотренным, то ли рождённым изнутри, поразительно женственным жестом срывает с себя лифчик, обнажив неожиданно красивую грудь, и продолжает ритмически двигаться в такт мужского одобрения, раскрепощённо работая всеми частями тела…
Все на мгновение вошли в ступор… и снова гремит всеобщее: «Гоп-стоп!..»
Михаил, поражённый вдруг явившимся ему ночью на острове ПРЕОБРАЖЕНИЕМ, в восторге размахивает руками, тут же вытаскивает из кармана оставшиеся деньги и также бросает под ноги танцующей русалке.
Артём присоединяется к расчувствовавшимся дарителям купюр…
Свист одобрения, аплодисменты.
И вот уже Рита, забывшись в пьяном угаре, осыпаемая валютным дождём, сбрасывает с себя последнее и танцует совершенно голая, азартно и непринуждённо двигая телом. Играя тазом, руками и плечами, она идёт на Михаила, тянется к нему, всё ближе, ближе и сливается с ним…
Утро
Михаил просыпается, резко вскинув руки, и сидит какое-то время неподвижно.
Рядом никого нет.
Полог палатки поднят и через треугольный проём виден залитый солнцем берег.
Идиллическая картинка, как в театре:
вдалеке, издав утробный гудок, проплывает теплоход… по песку у самой кромки воды, катится большой разноцветный мяч, за ним бежит голый трёхгодовалый малыш, за ребёнком семенит мама в купальнике, за мамой – папа в плавках, за папой – собака с красным бантом на шее.
Проплывает моторная лодка. Её обгоняет маленький глиссер со вздёрнутым носом.
Опять мяч – катится в обратную сторону. За ним первой бежит собака, за собакой – малыш, за малышом – мама с обнимку с папой…
Проплыла ещё одна моторная лодка. Приглушённым фоном слышатся возгласы купающихся.
Михаил выбирается из палатки. Идёт к деревьям, осматривает каждый куст, по нескольку раз приходит к одному и тому же месту, будто примериваясь, словно ищёт чего-то.
Альбина в лесочке, у протоки, разговаривает по телефону.