Песочные часы

— Лей, он тебя изнасиловал? — спросил норн, встревожено заглядывая в глаза.

— Если да, вы продадите меня? — упавшим голосом поинтересовалась я, жалея, что не вонзила в араргца с чёрно-палевым хвостом тайное оружие, выкованное кузнецом.

— Нет, — мягко улыбнувшись и проведя ребром ладони по щеке, ответил хозяин. — Так он…?

Опустила глаза, пробормотав:

— Чуть-чуть.

Ему всё равно не понять, да и какая разница? А я никто этого не забуду.

Так хочется вымыться, терять себя, сдирая кожу, чтобы избавиться от этой грязи…

— Я сверну шею этому ублюдку! — в ярости прошипел хозяин. — Молись, Шоанез! Молись, чтобы врач не сказал того, что мне не понравится, потому что иначе не доживёшь до суда. А даже если и доживёшь, никогда больше не переступишь порога моего дома.

Шоанез начал возражать, но не успел закончить предложения, получив кулаком в зубы.

Хозяин едва не задушил бывшего друга его же собственной плетью — спасло появление перепуганной норины Мирабель. А так — ещё минута-другая, и рукоять сломала бы шею.

Что было дальше, не знаю: госпожа, прикрыв собственным пальто, отвезла к врачу. Он не нашёл серьёзных повреждений, провёл какую-то процедуру, видимо, чтобы исключить беременность, и дал успокоительное.

Спала в ту ночь в одной постели с госпожой — она сама на этом настояла. Своим спасением я обязана именно ей. Норина Мирабель забеспокоилась, не застав меня у ложи родителей. Она тут же отправилась за мужем, и дальнейшими поисками руководил уже хозяин, поставив на уши всех служащих театра.

Норн вернулся под утро. Я слышала, как он заходил, чувствовала на себе его взгляд, но глаз не открыла. Потом слуги шептались, что в руках норн держал окровавленную шпагу. Так это или нет, сложно сказать: сложно доверять словам заспанной хыры. Но Шоанеза в нашем доме я никогда не видела, хотя судебное разбирательство, кажется, состоялось. Без участия ответчика.

А ещё на рубашке хозяина темнела кровь.

Приносившая ему умываться служанка утверждала, что он был бледен и задумчив. Отказался от её услуг и до завтрака выпил полбутылки рашита.

Заперся в кабинете, полдня что-то писал, потом уехал.

Увидела его только на следующий вечер, когда, более-менее оправившись от потрясения, понемногу приступила к своим обязанностям — застелила хозяину постель.

Норн действительно выглядел измождённым и уставшим. Подошёл, хотел погладить по щеке, но в последний момент передумал — очевидно, почувствовав, как я непроизвольно напряглась.

— Ты у Мирабель спишь?

Кивнула. Госпожа проявила ко мне небывалое внимание, строго-настрого воспротивившись, чтобы после случившегося я оставалась на ночь одна.

— Думаю, она не слишком расстроится, если сегодня ты поспишь у меня. Не бойся, — поспешил добавить он, — ничего не будет. Понимаю, должно пройти время…

Я спала одетой, вернее, в ночной рубашке.

Ложилась на краешке кровати — а под утро проснулась в объятиях хозяина. Шеей ощущала его ровное дыхание, а спиной — тепло тела.

Почувствовав, что я пошевелилась, он во сне ещё крепче прижал к себе.

Кажется, у хозяина были неприятности, во всяком случае, он редко бывал дома, уходя, говорил жене, что по делам службы, а возвращался угрюмым и злым.

Потом к нам зачастили военные, его подчинённые и сослуживцы, и все зачем-то выражали поддержку хозяину.

Побывали в доме и какие-то судейские чиновники, о чём-то беседовали с госпожой. Она вскользь обмолвилась, что это связано с поступком супруга, который мог стоить ему карьеры. Я понимала, речь о Шоанезе, и гадала, жив ли тот. Наверное, лучше чтобы выжил, иначе хозяину не остаться Коннетаблем, да и, возможно, не только им.

Позднее узнала, что в те дни норн был как никогда близок к отставке, но отделался потрёпанными нервами, выговором от Его величества и выплатой казне и семье бывшего друга некой компенсации. Так как Шоанез сам задолжал Тиадеям, обогатилось только государство. Догадываюсь, хозяин отделался малой кровью.

Арарг планировал карательную операцию против какого-то своевольного мелкого государства. Её поручили возглавить хозяину. Наверное, чтобы утихли страсти, а сам он оказался подальше от столицы. Ну, и в качестве наказания тоже.

Уезжал он в спешке, чуть ли не ночью — этого требовала королевская депеша, попрощался только с женой.

На меня в дни разбирательств хозяин к себе не звал, обращал внимания не больше, чем на других слуг. Я была не в обиде: после происшествия в театре малейшее проявление мужского интереса вызывало страх.

Дни без хозяина текли в сутолоке привычных рутинных дел.

Я поровну делила время между уборкой и госпожой. У нас установились доверительные отношения, хотя в разговоре у неё периодически проскальзывали высокомерные нотки. Всё-таки я рабыня, которая обязана расчёсывать ей волосы, мыть ноги, чистить и подстригать ногти, подшивать платья, убирать грязные вещи, прислуживать за столом и бегать по поручениям, пусть даже среди ночи.

Сдачу с покупок норина Мирабель часто отдавала мне: не желала таскать гору мелочи, так что к концу месяца набиралась серебрушка.