Песочные часы

Будто подтверждая мои слова, тишину дома нарушил женский крик. Норина Мирабель.

Мы оба, не сговариваясь, бросились в её спальню.

Испуганная плачущая госпожа лежала на кровати. При виде мужа она расплылась в виноватой улыбке и начала бормотать: «Оно само, я даже не вставала».

— Что случилось, Мирабель? — хозяин присел на кровать, взял жену за руку.

— Боль, резкая боль. У меня дыхание перехватило. И она не проходит, — по щекам госпожи потекли слёзы.

Муж притянул её к себе, вопросительно косясь на меня. Будто я знала, что делать! Да, я женщина, да, мне легче понять госпожу, но я ничем не могу помочь, хотя хотела бы. Искренне хотела бы.

— Ай, опять! — взвизгнула норина Мирабель, вцепившись в руки мужа.

Лицо её на мгновенье побелело, губы плотно сжались. Она скрючилась, поменяла положение тела, и я увидела пятно крови на простыне.

И не только я.

Хозяин, успокаивая супругу, велел немедленно разбудить сеньора Мигеля (он знал о приезде мага) и послать за врачом. Именно послать, а самой вернуться сюда.

Лицо волшебника говорило о том, что дела плохи. Он кое-как остановил кровотечение, но предупредил, что с болью ничего сделать не сможет.

Потом пришёл врач, выгнал всех из комнаты, оставшись один на один с госпожой.

Под утро мы узнали печальную новость: у норины Мирабель случился выкидыш.

Хозяин повёл себя лучше, чем я ожидала: несмотря на то, что известие стало для него ударом, предпочёл пойти к супруге, чтобы утешить. Он просидел там часа два, после чего велел принести ей снотворного, а себе бутылку рашита. Покосился на меня, одарив усталым печальным взглядом, и пробормотал: «Что за наказание-то?».

В доме воцарилась тяжёлая, тягостная атмосфера. Слуги молчаливо сочувствовали хозяевам, а я разрывалась между ними. После выкидыша супруги норн стал настойчивее, снова заговорил о детях и периодически с надеждой интересовался, не тошнит ли по утрам.

Мне было его жаль. Он тяжело переживал смерть неродившегося ребёнка, пожалуй, даже сильнее, чем норина Мирабель, которая, видимо не до конца понимала, что произошло. Я даже задумалась, не стоит ли бросить пить капли — остановила мысль, что, родив, окончательно предопределю свою судьбу. Да и хотелось, чтобы дети были свободными. Я не желала дочери судьбы скены.

Через четыре месяца после трагедии, когда чувства немного притупились, а врач заверил, что госпожа способна забеременеть и выносить ребёнка, хозяин начал снова ночевать в спальне супруги. Ему хотелось наследника, и норине Мирабель теперь тоже. Видимо, считала себя виноватой в том, что не оправдала надежд мужа, не сделала то, ради чего он на ней женился.

Я радовалась: перестала разрываться между разумом и сердцем. Продлись это ещё месяц — и я бы носила его ребёнка. В том, что забеременела бы, не сомневалась: капли не накапливались в организме, а хозяин был полноценным мужчиной. Раздавленным мужчиной, которого хотелось утешить.

Норн оставил меня в покое, даже отменил запланированный визит к врачу. Он надеялся со второй попытки получить будущего виконта Тиадея от той, что и должна его родить.

В начале зимы норина Мирабель забеременела вторично. На этот раз никаких опасных симптомов не было, животик постепенно рос, мучая хозяйку только тошнотой. Тем не менее, врач регулярно её осматривал, чтобы исключить малейшую возможность повторения несчастья.

Госпожа радовалась, радовался и хозяин, оказывая повышенное внимание беременной супруге. Глядя со стороны, казалось, что он её любит.

Беременность, хоть и протекала без опасений за здоровье малыша, выдалась для норины Мирабель тяжёлой: тошнота по мере приближения родов не спадала, а, казалось, усиливалась, ноги отекали. Бедняжка не могла смотреть на еду, болезненно реагировала на резкие запахи, стала нервной, много плакала безо всякой причины.

Она боялась рожать, боялась родить мёртвого ребёнка или умереть во время родов. Я устала успокаивать её и с облегчением вздохнула, когда у госпожи начались схватки.

Мирабель кричала, а хозяин, осушив пару стаканов рашита, заперся в кабинете, велев сказать, когда всё закончится. Ждать пришлось долго: миновал день, наступила ночь, а крик младенца всё не раздавался.

Акушерка несколько раз выходила, просила сладкого чаю и, отказываясь что-либо говорить, возвращалась к роженице.

Норн не мог заснуть, выискивал невидимую пыль, придирался к слугам, срывал волнение на попадавшихся под руку хырах, мерил шагами комнаты. Его бесило собственное бессилие и неизвестность.

— Успокойтесь, хозяин, всё будет хорошо, — я решилась протянуть кружку с успокоительным. Понимаю, он волнуется, но ведь от него ничего не зависит. — С госпожой врач, опытная акушерка. Сеньор Мигель готов помочь в любую минуту. Роды иногда затягиваются, к примеру, одна моя родственница рожала два дня…

Хозяин, вопреки опасениям, выпил лекарство и, покосившись на меня, устало то ли попросил, то ли приказал:

— Посиди со мной.

Я кивнула и спросила, не нужно ли ещё чего-нибудь.