И убежала, не дождавшись его ответа. Он молча разлил по тарелкам светло-желтую прозрачную жидкость, пододвинул табуретки и принялся нарезать хлеб.
— Садись, что стоишь как каменное изваяние. Суп остынет, — бросил он через плечо.
Алена послушно села, пододвинула тарелку, отхлебнула одну ложку, не чувствуя вкуса, стараясь не смотреть на него.
— Ты не говорил, что у тебя есть дочь…
Он пожал плечами.
— Послушай, Алена… Извини меня, я и в самом деле иногда бываю слишком резок. Наверное, я не прав. Не обижайся. Тебе только кажется, что я злой, а на самом деле я… мягкий и пушистый.
Она улыбнулась.
— У меня к тебе одна просьба…
— У тебя ко мне просьба? — Она удивилась, не понимая, чем может быть полезна человеку, который, казалось, ни в чем и ни в ком не нуждается.
— Только не подумай, что ты обязана это делать, если не хочешь, откажись, я не обижусь… Дело в том, что мне не с кем оставить Шурика. В детском саду сейчас ремонт, а мне придется разрываться между работой и поездками в Климово. Вы с Сашкой, как мне показалось, сумели найти общий язык…
— Климово — то место, где живет твоя мама?
— Да, там живет мама, и я там родился. Не в этом дело. Я мог бы нанять приходящую няню, Шурик человек контактный, я думаю, проблем бы не возникло. Но…
— Зачем тебе нанимать няню, когда есть я? Так это твоя просьба? — Она удивилась, что он с такой осторожностью говорит о вещах, кажущихся ей совершенно естественными. За те несколько часов, что она общалась с Сашей-маленькой, она просто влюбилась в эту строптивую и неугомонную девчонку.
— Да, это моя просьба. Поживи у меня, побудь с ней, пока… пока не приедет твой Максим, хотя три месяца — слишком долгий срок. Я надеюсь, что к тому времени мама поправится, да и ремонт в детском саду… Так ты согласна, Алена?
— Конечно! — Она тут же осеклась, а он, словно прочитав ее мысли, добавил:
— Только, пожалуйста, не нужно снова начинать песню о том, что не можешь просто так жить у меня. Можешь считать, что я твой работодатель, а ты занимаешься с моим ребенком, за что получаешь кров и пищу.
Она так серьезно смотрела на него, что он не выдержал и рассмеялся:
— Да брось ты, Алена… Честное слово, ты меня нисколько не стесняешь, и все эти разговоры — чистейшей воды бред. Так ты останешься… останешься с Шуриком?
— Спасибо тебе, Саша, — серьезно глядя ему в глаза, произнесла она, а он не успел ей ответить, потому что в этот момент зазвонил телефон. Сняв трубку, он произнес только два слова с небольшой паузой:
— Да. Выезжаю.
Опустив трубку, он, не глядя, вышел из кухни. Алена тоже поднялась и застыла в нерешительности.
— Шурик! — услышала она из комнаты.
— Ну, папа, я же сказала, мультик! — недовольно проворчала маленькая Саша.
— Сашенька, я сейчас уезжаю.
— Угу.
— Обещай мне, что будешь слушаться Алену.
— Угу.
— Я скоро вернусь… Может быть, завтра или послезавтра.
Он поцеловал ее и, тенью промелькнув мимо, вышел в коридор и уже схватился за ручку двери, когда Алена, наконец решившись сдвинуться с места, подошла к нему. Он поднял на нее глаза — и она удивилась, как сильно они потемнели.
— Что-то… что-то случилось, Саша?
Он не ответил — только сжал холодными пальцами ее узкую ладонь, задержал на мгновение и, тут же отпустив, вышел. А она еще долго стояла в прихожей, слушая затихающий отзвук его шагов.
На следующее утро Саша-маленькая придумала целую кучу новых развлечений. Алена только удивлялась ее изобретательности и неугомонности. Сначала они играли в загадки — Саша придумывала их сама, причем некоторые из них получались настолько оригинальными и смешными, что Алена не выдерживала, начинала смеяться, а Саша делала вид, что обижается. Но каждый раз, выдавая очередную таинственную версию описания какого-нибудь предмета, она замирала, щурила круглые глаза, напряженно ожидая не ответа, а смеха, и тут же начинала бурно против него протестовать.
— Красное, ко не помидор. Красное, но не борщ, — таинственно произносила она. — Что это?
— Перец… — неуверенно отвечала Алена, удивляясь тому, как мало развито у нее воображение.
— Не угадала! Сдаешься?
— Сдаюсь…
— Томатная паста! — торжествующе выкрикивала Саша-маленькая. — Ну не смейся, Алена!
Потом они рассматривали альбом с фотографиями, который Саша сама отыскала в одной из тумбочек. Небольшой альбом преимущественно состоял из фотографий самой маленькой Саши — и только изредка мелькали лица ее родителей. Алена поймала себя на мысли о том, что пытается задержаться именно на этих страницах альбома — там, где маленькая Саша сидела на руках у папы или у мамы. Погибшая Полина на домашних фотографиях была почти такой же, как на той фотографии, что висела на стене. Все те же лучистые голубые глаза, те же волосы — пышное и невесомое светлое облако.
— Какая красивая…
— Кто, я? — Саша подняла голову, смотрела снизу вверх так беззащитно, что Алена вдруг захотела прижать ее к себе крепко-крепко, защитить от всего, что может поранить беззащитную душу…
— Ты, Сашенька. Ты очень красивая девочка.
— Я на маму похожа. Правда ведь?
— Правда. Очень похожа. И мама у тебя красивая.