Песочный человек

Как раз по календарю шли святцы. Словом, неделя гадания. Каникулы в Академии уже закончились. И тут ко мне заходит секретарь, и с многозначительной улыбкой вызывает к Озоновскому. На работе мы никогда не позволяли себе с Озоновским никакой интимности. А я не реагировала на кривые усмешки.

Я зашла в кабинет к Озоновскому, и он тут же кивнул мне головой на стул, стоящий напротив. Я послушно села.

Озоновский носит очки. И у него есть привычка протирать стекла очков, даже если те в этом не нуждаются. Словом, это как закурить сигарету курильщику с десятилетним стажем. Словом, это хоть какое-то занятие, когда ты волнуешься.

Еще у Озоновского везде лежат салфетки. Чтобы протирать стекла очков. Везде. В карманах брюк, пиджаков, пальто, в портфеле, в ящиках стола, везде…

И сейчас, жестом фокусника, Озоновский достал салфетку, снял очки и начал протирать стекла. Я сидела и ждала. Наконец, Озоновский бросил салфетку в корзину, надел очки, поправил их указательным пальцем…

– Сергей Петрович, вы что-то хотели? – поторопила я его. Мне надоел этот маскарад с очками и салфетками.

– А? А, да. Да, да… Знаете ли, Мария Михайловна, вы отправляетесь в Париж, на стажировку.

– Что-о?

– Да, Мария Михайловна.

– Нет, Сережа! – Плюнула я на все церемонии. – Почему я? Не хочу. Не люблю Францию. Не люблю Париж. И вообще, сейчас там постоянные демонстрации, страна на грани коллапса, а ты говоришь о какой-то там стажировке?!?

– Ты не француженка, не пенсионерка и не безработная. Тебя никак не коснутся никакие демонстрации, Маша, – тоже отбросил церемонии Озоновский. – Ты поедешь в католическую школу. А ее, как ты понимаешь, мало волнует увеличение пенсионного возраста или как там это называется…

– Вот-вот, Сережа, ты плохо знаешь новости, – воскликнула я. – Тебя волнует только что-то мифическое и эфемерное!

– Это моя профессия, Марусенька, – усмехнулся Озоновский и молниеносно достал откуда-то салфетку.

Ловкость рук, как говорится, и никакого обмана. Если бы Озоновский остался вдруг без работы, он бы запросто устроился иллюзионистом в цирк.

– Школа находится достаточно далеко от центра… Недалеко от небольшого книжного магазинчика, – зачем-то сказал Озоновский. Я нахмурилась.

– Ты говоришь аргументы?

– Наверное… Школа, как бы это сказать, хорошо запрятана на узкой парижской улочке. Надо уйти с небольшой площади, которая располагается у книжного магазинчика, идти прямо, подняться на небольшой склон, затем спуститься, свернуть налево, а потом идти прямо и перед тобой возникнет большое серое здание, немного мрачное, в готическом стиле, с каменными горгульями на крыше…

– Ты решил мне рассказать сказку? – рассердилась я, хотя и заслушалась. – Не люблю Францию. Мне все равно. – Ясно, что Озоновский меня соблазняет, а я не намерена поддаваться.

– Не понимаю этой твоей нелюбви, Маша. Ты же любишь море? Францию омывает Средиземное море. И даже Атлантический океан. Только представь себе! Океан!

– Какое это имеет отношение к Парижу? – зло спросила я и вздохнула. – Ничего не понимаю, Сережа. Зачем мне нужна эта католическая школа, а?

– Тебе это нужно, Машенька. – Озоновский снова начал протирать стекла очков. – Недавнее гадание на зеркалах подтолкнуло меня к этому ответственному шагу.

– Что-о?

– Помолчи, Мария. Дай мне сказать. – В голосе Озоновского появился металл. Я притихла. – Мария… Ты до сих пор считаешь изучение и преподавание мифов прекрасным времяпрепровождением, а это не так. Я даю тебе возможность убедиться в этом.

– Даже если это и так, зачем? – вдруг спокойно спросила я.

– Я заметил и почувствовал, как ты изменилась после того гадания на зеркалах, Маша. – Озоновский взглянул на меня. – Рита забыла. А ты – нет. Для Риты это было забавой. А для тебя?

– Вот уж не думала, что ты, Озоновский, психолог! – бросила я с досадой. – Не Ритка гадала, а я.

Это было слабым оправданием, но должна же я была сказать хоть что-то!

– Ты должна помнить из учебы, Маша, что наша суть состоит из двух частей. Одна часть в нас от бога, другая – от дьявола. И, к сожалению, дьявол всегда сильнее в человеке. Иногда это может разбудить демона. И если он проснется, его нужно убить… Понимаешь?..

– Нет! Бред какой-то! Ничего не понимаю! Мне что, нужно кого-то убить в католической школе?

– Не ерничай, Мария, – устало сказал Озоновский и повертел очки в руках. – Я вижу, что дьявольское начало в тебе очень сильно и влечет тебя. И я должен разрушить эти чары. Ты должна понять, что все эти чары – один обман. Ты должна пройти через это. Ради себя…

– Это звучит как бред, Озоновский, – тяжело вздохнула я. – Может, тебе, черт побери, пора на пенсию по выслуге лет или как там это называется… Ты чересчур проникся мифами и сказаниями безграмотных людей, которые бы умели от страха при виде обычного мобильника.

– Вот видишь, Мария, я прав, – пожал плечами Озоновский. – Ты не веришь. А меня считаешь старым маразматиком. Решено. Ты летишь в Париж.

– Вот как… Ты все решил за меня?