Песочный принц в каменном городе

Почему симпатичным мордашкам столько внимания? К примеру, со мной можно поговорить на любую тему, а не выслушивать пустой треп. Могу даже несколько строк Пушкина процитировать, могу говорить о менеджменте и маркетинге, могу обсудить статьи из «Капитала» и «Максима».

— Так бы стояла и курила, часа два. Курила и курила, — снова пустые слова.

А ребята, как идиоты, поддакивают. Я все так же за их спинами. Начала злиться на них, блондинку и свое слабовольное ожидание, потому сказала:

— У меня столько сигарет нет.

Стена из спин расступилась, каждый посчитал своим долгом меня обсмотреть, после чего откашляться (все-таки курение — вред), демонстративно затушить почти целую сигарету и пройти в офис.

Надо было промолчать, а лучше не подходить. И сигареты остались бы целы, и я бы не считала себя униженной. Это блондинкам глупость прощают, а брюнеткам, да еще пухлым — надо брать чем-то другим. Остается найти в себе изюминку, запомнить ее месторасположение и демонстрировать при каждом удобном и не очень случае. Может, у меня есть чувство юмора?

Не смешно.

Поплелась следом за остальными, отсидела час с умным видом и ретировалась первой.

Возвращаться домой не хотелось: кроме радио меня не ждал никто. Потащилась к морю, попыталась насладиться красотой и много думала. И вдруг мне стало так жаль себя, что даже плакать захотелось. Можно было — темнело, пляж пустой, настроение соответствующее, но воспитание, принципы и комплексы не позволили.

— Красавица!

Я замерла. Вот он! Принц!

— Красавица! — повторил мужской голос совсем рядом.

Сейчас он скажет, что искал меня всю жизнь, ждал, что заметил уже давно, но не решался подойти…

— Тебя-то я и ждал.

Я обернулась, заготовленная для такой встречи обворожительная улыбка только начала образовываться на губах, и так и застыла. На мое плечо опустилась тяжелая рука, а потом на мне повисло и все остальное, мерзкое, дурно пахнущее. Алкаш.

Он говорил тихо, все ближе и ближе приближаясь губами к моему уху.

Пухлыми, греховными — отчего-то мелькнула мысль. Я постаралась присмотреться — может, мой принц немного перебрал? Всего лишь немного, и если его отмыть и переодеть…

Цепкий взгляд, словно в плен берет, подчиняет, лишает сопротивления, как марионетку. Меня начало трясти от страха. Я вспомнила, что на пляже сейчас никого — только песок, гальки, чайки. Но гальки слишком маленькие и у ног, нанести ими удар не получится, а чайки слишком легкие, чтобы подхватить меня и унести в свою стаю.

— Так как ты с сумкой, телефон, наверняка, есть.

— Что?

— Дашь позвонить? Вряд ли откажешь, да?

Алкаш еще сильнее навалился на мои плечи.

— Позвонить мне надо. Слышишь? В сумке…

Он сдернул с плеча дорогую для меня сумку из турецкого дерматина и начал в ней копошиться. Теперь телефон был у него в руке.

— Я просто позвонить…

Алкаш начал набирать номер, потом покачнулся, охнул и упал на меня. Естественно, я его не удержала, и мы рухнули на песок. Было больно и тяжело, дышать нечем. Я попыталась высвободиться.

— А теперь отдыхайте. Во, любовнички! — услышала чей-то гогот.

Наконец, с трудом оттолкнув алкаша в сторону, я поняла, что произошло. Вдали маячили две стремительно удаляющиеся фигуры, с моим телефоном в руках.

Ну, что за невезение? Телефон у мальчишек, сумка в руках алкаша. Пока он чертыхался и пытался подняться, я побежала.

— Вернись! Слышишь? Вернись! — неслось вслед.

Может, я и невезучая, но точно не дура. Оказавшись в комнате, с тоской посмотрела на радио. Самое дорогое, что осталось. Легла на кровать, стараясь не думать о понесенных убытках. Для моего бюджета непростительные траты. Сумка — пятьдесят гривен, в ней двадцатка, мобильный — триста гривен, конфеты «коровка» сто грамм, моральный ущерб — гривен сто.

Спать не хотелось. Раньше ляжешь — раньше рассвет, раньше магазин и слишком умные лица покупателей. Иногда мне казалось, что они приходили не за покупками, а почувствовать свое превосходство или украсть. Воровали часто. Все, что придется, колбасу ни разу.

И тут я расплакалась. Кто я? Что я? Мне двадцать пять, красоты как не было — так уже и не будет, фигура с каждым годом лучше не становилась, диплом у меня ни разу никто не попросил даже посмотреть. Живу в чужом городе, да и то не живу, а так… Существую. Снимаю комнату на Черноморке у старухи, плата растет, а зарплата и не думает. И это я, кому прочили будущее великого оратора, кто подавал надежды стать честным политиком, кто радовал преподавателей института своими курсовыми, кто грезил о руководящей должности, а оказался директором по отмыву сарделек.

Я и сейчас не могла признаться себе, что живу чужой жизнью, что не дотянула, не сумела, спасовала.

Облупленные стены, дешевая желтая побелка, солдатская односпалка, одежда развешана на стене на гвоздях, в углу зеленый тазик вместо джакузи, а вместо друзей радио.