Последующие несколько дней стали самыми длинными за всю долгую жизнь бывалого солдата. Но теперь была хоть надежда.
Кверт давно уже не боялся смерти. Но одно дело погибнуть в схватке, совсем другое — болтаться в петле.
Она сдержала своё обещание, чем немало удивила старика. Но вот к парнишке Хугелю уже успела подобраться хворь, съедающая его лёгкие. И Кверт, видавший, как быстро такие болезни выпивают из человека жизнь, особых надежд не питал.
Сырой холодный ветер бросил в лицо мужчине, застывшему на крыльце, горсть мелкого крошева — не то снега, не то града.
Кверт зажмурился, сунув руки в карман, и, сам того не желая, зажал в кулаке остроугольную бляху.
— Безликая! — прошептал он так тихо, что его услышал только ветер, и замер, боясь пропустить её появление.
Но она не появилась. Не прилетела. Не упала с неба.
Магия. Кверт не любил магию больше, чем интриги. Но стоило признать, если бы ему были доступны такие умения, то Илей не умерла бы так глупо.
Ещё в Первых войнах за Кале с Талливией, когда запрет на магию не касался армии, и военные чародеи не казались чем-то странным и постыдным, Кверт видел, на что способна эта магия. Она поднимала на ноги почти мёртвых и вытаскивала их прямиком из Преисподней. Не всех, конечно, но многих. И как бы ни была она противна человеку, привыкшему полагаться на калёную сталь, не признать то, что магия иногда полезна — не мог.
Кто знает, если эта девица знается с магией, ей удалось бы, может, подлечить пацана.
Но она не появилась. Потому вряд ли Кверту дано узнать это. Он вытащил из кармана металлическую пластину и поймал на неё тусклый луч света, вырвавшийся сквозь щель в двери. Ничего особенного. Мимо такой сто раз на рынке пройдёшь. Только гравировка забавная.
Но сейчас и она не радовала глаз. И ещё несколько мгновений посмотрев на то, как свет причудливо меняет рисунок гравировки, Кверт размахнулся и со всей злости закинул бляху куда-то в темноту.
— Туда тебе и дорога, — плюнул он вслед подарку Безликой. — Столько лет без тебя прожил, и сейчас обойдусь.
И, крутанувшись на месте, вернулся в тепло таверны, намереваясь тоже хоть немного поспать.
Но сон не шёл. Надрывный кашель Хугеля, не дававший спать никому в общей комнате, давил на нервы. А ещё неспособность помочь парнишке хоть как-то.
Потому, повертевшись с боку на бок, Кверт снова поднялся и вернулся в опустевший под утро зал.
Она сидела за столом.
Совершенно одна, в полумраке и тишине, держа в руках кружку. В тяжёлый дух питейного заведения, смешавшего запахи пригорелого жира, перегара и дешёвого табака, нелепо вплетался аромат горных трав и дорогущего саантского меда. И ещё чего-то, чему не смог подобрать определения Кверт. Хоть полагал, что нет в мире того, чего бы он не видел или не пробовал.
А ещё — неясный свет очерчивал маленькую пластину, точно такую же, как Кверт выбросил несколькими часами ранее.
— Какой ты неблагодарный, Кверт, — обиженно протянула она, прячась под широким капюшоном. — Знаешь, я немногим делаю подарки. Ты первый за несколько лет. И я обижена до глубины души.
Наёмник молчал. Что тут скажешь. Его застали врасплох, чего не случалось уже очень и очень давно. И теперь не просто было подобрать нужные слова.
Да и что тут скажешь?
— Зачем звал? — спросила она раздражённо.
Но как теперь было просить о чём-либо? Потому Кверт снова замялся, чувствуя себя по-дурацки.
— Дай угадаю. Дело в мальчишке? Так?
— Так. Мне его жаль…
— Странно, — перебила Безликая его, — тебе не жаль оставленную на саму себя дочь, но жаль приблудного мечтателя, случайно попавшегося тебе на пути.
— Да что ты…
— Я знаю достаточно, чтобы не понимать тебя, Кверт. Но мне это и не нужно, — сменила она эту скользкую личную тему. — Этот отвар поставит его на ноги за несколько часов. Через три дня ты должен быть в чёрных кварталах Авена и сделать всё, как мы условились, — подвинула она кружку на край стола. — А это, — коснулась она пластины, лежащей на столе, — я заберу, раз тебе оно не нужно. Думаю, найдётся человек, которому больше нужна будет моя помощь.
Кверт не нашёлся, что ей ответить. И даже обрадовался, когда она поднялась и быстрым шагом вышла из спящей таверны.
И пусть после этого разговора он чувствовал себя не очень — взял кружку, на ощупь оказавшуюся тёплой, и отправился в общую комнату.
— На, выпей, — излишне грубо растолкал он Хугеля. — Надоело уже слушать, как ты захлёбываешься. Спать охота.
Мальчишка послушно выпил и снова упал на набитый соломой тюк.
И пусть перестал кашлять и дрожать, но Кверт всё равно не смог уснуть до самого рассвета, так и не поняв, почему ему так мерзко на душе.
Вистер Первый запивал дурные вести хорошим вином. И всё равно на языке оставался привкус гнили, который невозможно вытравить ничем.
Предательство всегда имеет странный привкус.
Больше всего злило то, что он же чувствовал — молодому герцогу Кильнии доверять никак нельзя. И не ошибся ведь! Так как проглядел? И почему проглядел не только он?