Песок

Федотов не ошибся.Яшку они нашли в немецком штабе. Мальчишка сидел за столом, залитом кровью. Перед ним лежала открытая книга, на непонятном языке.

Перед входом в штаб они нашли четыре трупа эсэсовцев, вернее их остатки.

Леонидова тянуло проблеваться: он неоднократно видел смерть, но с подобным столкнулся впервые.

- Командир, я кое-кого нашел.

- Да?

Федоров ткнул дулом трофейного автомата одно из тел: тот вяло зашевелился. Хотя шевелиться с оторванной ногой было проблематично.

- Чудище, - прошептал остаток человека. Прошептал по-русски. Леонидов присмотрелся – на раненом была форма полицая.

- Живой, сука, - прошипел Федоров. –Добить?

- Не, не надо. Пусть расскажет, что тут произошло. Может, оставим его в живых.

Леонидов перетянул обрубок ноги потуже – полицай успел обмотать ее ремнем, чтобы не истечь кровью. Он заметил что это был совсем молодой парень, только совершенно седой. Не с проседью, а совершенно седой. Леонидов многое повидал за свои годы и тоже обзавелся сединой на висках, но этот был абсолютно седой.

- Говори.

И полицай заговорил.

- Этот жиденок пришел в комендатуру. Я в это время чистил сапоги коменданту. Господа немцы ужасно развеселились, когда жиденок заговорил. Они по-немецки говорили. И жиденок по ихнему толмачил. Я ничего не понял. Но судя по всему жиденок их оскорбил. Это их развеселило. Они усадили его за стол. А он достал книгу и начал читать вслух.

Немцы смеялись, глядя на него. А он все читал. Потом послышалась стрельба. И грохот, но не взрывы. Взрывы были позже. Еще чуть позже стали доноситься крики. Вопили в основном немцы. Тряслась земля. Немцы схватили оружие и выскочили на улицу, позабыв про жиденка.

А тот все читал. И грохот становился все громче. Стрельба становилась все слабее. Я посмотрел наружу. Немцы стреляли. Комендант крикнул мне, чтобы я вынес патроны. Я схватил подсумок и выбежал из дома.

По улице струился песок. А из него вырастало оно, чудище, тоже все из песка. Немцы стреляли по нему, но пули не могли причинить ему вреда. Кто-то бросил гранату, кто-то еще. Но оно поглотило их, просто поглотило. Я знаю, как взрываются гранаты, но тут был только хлопок. Чудище отрастило лапы и этими лапами раскидывало немцев, хватало их и рвало на куски. А все это засыпало песком. Немцы попытались забаррикадироваться. Кто-то догадался выстрелить в жиденка, но пули уходили мимо. Я попытался его ударить, но какая-то невидимая сила оттолкнула мою руку.

А потом дверь сломалась под напором песка. Лапа чудища схватила меня, и больше я ничего не помню.

Полицай замолчал, а потом расплакался, по-детски, искренне. Леонидов посмотрел на Федорова, который повел дулом автомата, спрашивая – пришить предателя или нет. Леонидов отрицательно мотнул головой – он и так не жилец.

- Немцы кричали еще одно – Gholem.

Но Леонидов его уже не слушал, он смотрел на обескровленное тело Яшки и думал, что иногда ненависть может приобретать крайне неприятные формы выражения. В чертовщину и Бога он, конечно же, не верил, но и разумного объяснения этому случаю он не находил.

- А знаешь, командир, что я подумал, - прервал его мысли Федоров.

- Ну.

- Да и хер с ним. Дело сделано. Нам надо возвращаться. Жратвы мы в этом песчанике вряд ли найдем. Немцы подохли, Яшка, правда, тоже. Но нам надо возвращаться. Скоро фронт будет здесь, и нам надо продолжать воевать.

-Ты прав, - ответил капитан. – Пойдем. Нам воевать дальше еще.