Песок из калифорнии (СИ)

-Алло, я вам звонил и вчера, и позавчера, у меня нет телефона, у меня нет ничего, мне нужна помощь, как писателю, я написал роман, про то, как сидел шесть лет за политику, хотя не занимался ею, я просто хипарь, мне не куда звонить...

Дождь, пустынные улицы, голые деревья.

-Это телефон госпожи Лазвоновой. Сейчас меня нет дома...

-Это телефон госпожи Лазвоновой. Сейчас меня нет дома...

-Это телефон госпожи Лазвоновой. Сейчас меня нет...

-Это телефон...

-Это телефон...

-Это...

-Это...

-..............................

Господи, помоги мне, дай силы...

-Я вам звонил, две недели назад, неделю назад, я звонил вам уже двенадцать раз, вы бываете дома или нет?.. Мне нужна помощь, я писатель, я написал роман, мне нужна помощь, у меня нет телефона...

ДОЖДЬ, голые деревья, голый бульвар, голая площадь, голый мокрый Париж...

-Это телефон...

Каюсь, господи, каюсь, я сказал на последний импульсы телефонной карты все, что думал об старой графине, ее автоответчике, и все в том самом духе, и тем самым языком, на котором говорил долгих шесть лет... За высоким забором, потому что другого там не понимают... И еще добавил кое-что из народного - матом, перечислив ее родственников и те позы в сексе, которыми я хотел бы попользовать ее родственников и ее саму... Я думаю, меня все же можно если не простить, то понять. А автооветчик я с тех самых пор просто ненавижу, как личного врага.

Все же я попал за стеклянные двери. Через два часа... Я поднимаюсь по чистой лестнице, чем-то напоминающую лестницу в приличном доме в Питере, подальше от ВОКзалов... Добротные двери с глазками, резные перила и литой метал, фонари на площадках, сквозь цветные стекла-витражи даже пытается мелькать что-то похожее на солнце. Сзади остаются мокрые следы, с меня капает, чавкаю, того и гляди - раскисну напрочь, расклеюсь и развалюсь. Дверь с аккуратной табличкой на французском и русском. Редакция газеты «Русское слово»... Дверь закрыта на замок, ах да - конспирация, надо же, конспирация, и не найдешь сразу, хотя газета продается на любом вокзале в киоске, я последних пять франков потратил на нее, а в ней адрес, вот черт, раскисла... Звоню.

Дверь открывает настороженная особа неопределенных лет, лицо в паутинке морщин, очки, что-то серое одето, ростом не удалась.

-Вам кого?

-Может быть я могу войти, я промок до нитки под этим ливнем.

-Входите, -

все так же по-русски и с очень и очень большим сомнением тянет из себя особа, я оказываясь в святая святых. Коридор обыкновенной питерской комуналки, только не вытянутый, а квадратный, у стен пачки газет, еще какие-то коробки и бумаги, полуоткрытые двери, запах учреждения, несет канцелярией, здесь-то и клепают на зло КГБ или как их там сейчас зовут, газетенку подрывную...

-Понимаете, я писатель, -

особа с недоверчивостью разглядывает мою мокрую бороду и слипшиеся в сосульки длинные хайра.

-Я вам звонил, я написал роман, мне очень, очень нужно увидется с господином Гинзбургом...

-Видите ли, -

особа явно мне не верит, принимая за агента КГБ или как их там.

-Видите ли, мы издаем газету, а не романы, да и в обще - на Западе спад интереса к русской литературе, так что мы вам помочь ни чем не сможем...

-Ну а повидать господина Гинзбурга я могу?..

Мой голос дрожит, нет, не от обиды, я замерз, я то что, мне говорят «пошел вон», так я за последний месяц вроде бы привык, даже как бы...

-Видите ли, господин Гинзбург сейчас находится на симпозиуме в

Германии, симпозиум по правам человека в свете перестройки, очень важная тема, вернется лишь через неделю...

Спускаюсь по лестнице ведущей вниз... Пошло, банально, штамповка, но ведь я был не в подвале, а потому точней не скажешь. В руке бумажка с телефоном господина Гинзбурга... Когда он вернется с симпозиума, да с симпозиума по правам человека, а как же! права человека, я смогу ему позвонить... Только где взять франки на карту, как протянуть эту неделю, но ведь должен же он меня понять, сам чалися за политику, срок мотал, баланду хавал, по трюмам-карцерам гнил... Должен.

Неделя пролетела незаметно. Один андерграундно-панковый тип с дредами на башке подарил мне карту, где-то минут на пять, должно хватить, главное договорится, встретится. Погода установилась на ясно-хмуро, холодно, но без осадков, фрукты-овощи разнообразились старыми багетинами от булочной, там их на ночь выставляют в бумажном мешке, жить можно, спасибо буржуям, неделя пролетела почти незаметно! Прожил я ее в ожидании звонка и разрешении если не всех своих проблем, бог с ними, со всеми, с романом разобраться, а там уж видно будет, куда, как...

-Алло, ваш телефон мне дали в редакции газеты «Русское слово», я писатель, написал роман... Меня перебил сытый голос, голос, не раз слышимый мною в очередях и в общественном транспорте в Совке - крикливый, самоуверенный, самодовольный:

-Послушайте, молодой человек! Сейчас в Европе спад интереса к русской литературе! Но даже не это главное, главное - передайте Родине спасибо за перестройку! Если б не она, нас бы не сняли с финансирования и не было бы спада интереса к русской литературе!..