— Так вот. Если в момент экстаза человек способен к прозрению, великим открытиям, прорицанию и т. д., то есть к скачку в особое состояние, это можно использовать к переходу в бессмертие. Оно просто является иным состоянием жизни. Точнее горя, ее частным случаем. Когда время останавливается для данного организма. Душа и сознание продолжают действовать, а тело останавливается в переходе. Зависает между жизнью и смерть. Не зря же говорят, сердце замирает. Вот я и подумала: в момент, когда сердце замерло на миг, человек же не умер, и, если это состояние продлить, он сможет не умирать в нем вечно. Вопрос только в том, как поддерживать питание организма. И вот тут меня осенило. Если в момент экстаза человека утопить в некоем специальном растворе, который переведет его на минимальный режим потребления энергии. Отключить внутренние органы, не есть, не пить, только дышать и питаться солнечной энергией, то почему бы и нет. Ведь девяносто процентов получаемой от пищи энергии человек тратит на поддержание постоянной температуры организма. Все остальное очень экономично. Варя глубоко вздохнула, выпалив без остановки наболевшее.
— Целюлиты, циррозы и прочее — все от излишеств. Человеку нужно очень мало для поддержания организма в нормальной форме. А мозг вообще протестует против излишеств. Вспомни, йоги и мудрые старцы подолгу голодают, чтобы ощутить просветление. Филиппинские хилеры перед посвящением должны пройти «сухую» сорокадневную голодовку, Христос в пустыню уходил на сорок дней. Думаю, неслучайно у жрецов Египта процесс бальзамирования умершего составлял семьдесят два дня. Период, когда Сириус не показывается на горизонте.
— Ты хочешь сказать: все фараоны уходили в бессмертие?
— Нет, конечно. Все не так просто. Думаю, неслучайно в послании, что было нам оставлено на папирусе, речь идет о великом числе, т. е. восьмерке. Это бесконечность. А вот следующее число, девятка, — это и есть вечность.
— Какая разница?
— Думаю, что разница в состоянии души и сознания.
— Ничего не понимаю.
— Давно известны зомби, в которых шаманы центральной Африки могли превращать некоторых умерших. Это те, кто мог перешагнуть границу смерти, т. е. достигал в некотором смысле бесконечности, но разум его управлялся или поддерживался только шаманом. Это те, кто был близок к постижению числа восемь.
— Значит не всем дано?
— Именно. В тексте на папирусе упоминается о звездном дожде в некий день Тхар, который одним принесет радость, а другим горе.
— И что это за день?
— Я точно не знаю, тут нужно посидеть над переводом и почитать литературу, но одно мне ясно: они вычислили этот особенный день. И только рожденные в этот день могут перешагнуть черту бессмертия. Очень похоже, что это день появления Сириуса после двухмесячного затмения. Мне кажется, что двоих я знаю. Осталось точно узнать их даты рождений и сравнить.
— И кто же эти счастливцы?
— Хатшепсут и Александр Македонский.
— А при чем тут Александр?
— Я не могу сказать наверняка, это только предположение. Интуиция, если хочешь.
— Что-то ты темнишь, дружок.
— Можешь не верить.
— Ладно, не дуйся, — примирительно произнесла Маша. — Значит, есть две границы? Как в классиках: прыгнуть на восьмерку или на девятку?
— Думаю, что так. Кому-то дано шагнуть в бесконечность, а кому-то в бессмертие.
— А что за звездный дождь в день Тхар?
— Возможно, это мантра, которую некто должен произнести в момент перехода человека из одного состояния в другое. Без нее при всех необходимых условиях возможен переход только на восьмерку.
— Это текст, который ты подсмотрела в монастыре Святой Катерины?
— Да. Я случайно проверила его действие на сознание и могу сказать, что оно изменяется удивительным образом…
Варя не договорила.
— Красавицы, — за их спинами стоял удивленный Мартин. — Такое впечатление, что вам никто не нужен в мире, кроме вас самих. А скоро рассвет. Дахаб через полчаса.
— Как? — вскинулись Варя. И действительно, узкая полоска берега уже проглядывалась в утренней дымке. — А мы далеко от Шарм эль Шейха?
— Почти напротив, — Мартин потягивался, зевая.
— Тогда меня лучше высадить на пляже отеля. Можно? Там причал большой.
— Как называется твой отель?
— Гольф. Гольф-отель.
— Знаю, — капитан взял большой бинокль. — Сейчас поищу. Присмотревшись к спрятанным в зелени постройкам вдоль всего берега, он уверенно произнес:
— Вижу твой отель. Там был замечательный бар под названием «BBQ», помнится, я там любил отрываться.
— Да, был такой, — как-то растерянно произнесла Варя.
— Десять минут до высадки.
— Всего десять? — девушка чуть не плача посмотрела на Машу. — И… и все?
— Ну почему все, воробушек.
— И ты уедешь, а я… — она не могла говорить от спазма, внезапно сдавившего горло.
— Все пройдет, — Маша обняла подругу за плечи. — Приключения кончились, девочка. Пора в Москву.
— Но как же… — Варя уже не могла сдержаться и в голос заревела.
— Перестань, а то я тоже начну плакать, — длинные ресницы захлопали, прогоняя навернувшуюся слезу.
— Маш, поедем со мной, будем вместе жить… Я все сделаю. Поедем, а?
— Нельзя мне сюда, дружок. Никак нельзя. Поди, ищут давно.