Величайшим препятствием к распространению подобного практического пессимизма, конечно, будет сопротивление женщин, которые в этом случае являются страстными защитницами интересов вида12
. Не внося на всемирный меновой рынок ничего, кроме своей способности быть любовницею, женою и матерью, они на этой способности и вынуждены основывать коммерцию своей жизни, прибегая ко всевозможным уловкам с целью продать товар свой как можно дороже и получить „все“ взамен того „ничего“, которое продают. Это „ничто“ они поэтому всячески украшают, обставляют соблазнительными аксессуарами и стараются окружить нимбом, за которым нельзя было бы разобрать действительного характера предмета. Так, развитая часть человечества, без сомнения, давно отказалась бы от грубого акта физической любви, если бы женщинам не пришла в голову по истине гениальная мысль — одухотворить половое влечение и тем придать новую прелесть продаваемому ими товару. Но, юноша, не вдавайся в обман! — эта поэтическая красавица в воздушном платье, с томными вздохами смотрящая на луну и декламирующая при этом стихи, не имеет иной цели, как наложить брачное ярмо и сделать тебя отцом; „прекрасный пол с гораздо большим основанием следовало бы называть полом не эстетическим, потому что женщины не обладают даром понимания ни музыки, ни поэзии, ни пластических искусств и, когда они аффектируют подобное понимание, это простое обезьянство в видах нравиться (Aefferei im Behufe ihrer Gefallsucht)“; быть может, твоя красавица сама не сознаёт желания сделать тебя отцом, но она бессознательно выдрессирована к тому матерью, сестрами, приятельницами, потому что в этом деле все женщины в союзе между собою и с „гением вида“, к вящей погибели нашей... Пессимист должен строго смотреть на женщин, разоблачать их проделки и разъяснять, что „древние и восточные народы гораздо лучше нас понимали пристойное женщинам положение, тогда как наша старо-французская галантность и смешное почитание женщин (abgeschmackte Weiberveneration), — это высшее выражение германо-католической глупости, — послужили только к тому, чтобы сделать женщин настолько задорными, дерзкими и беззастенчивыми, что подчас невольно вспоминаешь священных обезьян в Бенаресе, которые, будучи убеждены в своей святости и неприкосновенности, считали все для себя позволенным!..“ Заметим, что Шопенгауэр не знал о начинающемся эмансипационном движении женщин. Быть может, он и в нем увидел бы только „обезьянство в видах нравиться“. Но может быть и то, что оно побудило бы его отбросить восточный взгляд на женщин и вменить своим последователям в обязанность содействовать успеху движения, которое стремится положить конец антагонизму полов и дать им возможность согласно и дружно идти к общей цели, без взаимных обманов, истязательств, ненависти, — а, может быть, и любви.X.