Дальше Песталоцци тщательно анализирует проблему обучения, проблему овладения речью и дает целый ряд конкретных указаний, как именно от простейших элементов, в том, другом и третьем случае, доходить до самых сложных.
В настоящей работе не место разрабатывать сколько-нибудь детально эти вопросы. Важно лишь отметить, что на практике это его элементарное обучение словам, числу и форме вступает в противоречие с остальными его требованиями. Так, Песталоцци требовал максимальной предметности в обучении, и в то же всем я он придавал большое значение как заучиванию различных «номенклатур» — географических, исторических и т. д… так и повторению слов и целых предложений за преподавателем. Лучше, чем какие бы то ни были характеристики применения метода Песталоцци на практике, характеризует этот метод рассказ одного из учеников Песталоцци, Рамзауера. Рамзауер приводит урок Песталоцци относительно обоев на стене.
«Эти обои были стары и разорваны, и перед ними мы должны были один за другим часа по два-три стоять и рассказывать о том, что мы наблюдали на нарисованных там фигурах и рваных дырах в отношении формы, числа, положения и цвета их: замеченное и наблюденное должно было быть выражаемо более, длинных предложениях. Он спрашивал: «Мальчики, что вы там видите? Девочек он не вызывал никогда.
Ответ: Дыру на стене.
Разрыв на стене.
Пест.: Хорошо! Говорите за мной:
Я вижу дыру на обоях.
Я вижу длинную дыру на обоях.
За дырой я вижу каменную стену.
За длинной и узкой дырой я вижу каменную стену.
Пест.: Повторяйте за мной:
Я вижу фигуры на обоях.
Я вижу черные фигуры на обоях.
Я вижу круглые черные фигуры на обоях.
Я вижу четырехугольную желтую фигуру на обоях.
Рядом с четырехугольной черной фигурой я вижу круглую черную.
Четырехугольная фигура соединена с круглой черной толстой чертой, и т. д.
Или Песталоцци говорил:
Амфибии. Ползающие амфибии.
Лазающие амфибии.
Обезьяны. Хвостатые обезьяны.
Безхвостые обезьяны.
Мы тут ничего не понимали, так как ни одно слово не объяснялось, и говорилось это так певуче, а главное скороговоркой и неотчетливо, что не было удивительно, что мы ничего не понимали и мало чему научились… Все наше повторение заключалось часто в том, что мы говорили в конце «эн» — «эн» (от слова «Affen» А. П.) или «обезьяны, обезьяны». О вопросах и повторении не было и речи. Песталоцци в своем рвении не замечал времени, и часто бывало так, что, начав в восемь часов, он кончал только в одиннадцать, хотя и бывал совершенно измученным… Насколько строго запрещал Песталоцци телесные наказания своим помощникам, настолько широко практиковал он их в своей школе, давая часто налево и направо пощечины».
Такова картина учительской практики Песталоцци, данная Рамзауером. Необходимо сказать, что имеются и другие, прямо противоположные отзывы: однако самый метод, поскольку он применялся на практике, достаточно ясно выступает из этого рассказа. Психологизируя обучение, требуя конкретности, будучи врагом словесности, наполнявшей тогдашнюю школу, Песталоцци в то же время выдвигает проблему максимального активизма. Так, говоря о физическом воспитании Песталоцци утверждает, что именно стремление самого ребенка к деятельности должно быть сделано основой воспитания.
Что природа кладет в основу всех раздражений чувств и чувственных потребностей, из чего она сама исходит, как из центрального пункта в развитии чувств, — это не что иное как стремление самого ребенка к деятельности. Его рука хватается за все; он тянет все в рот. Его ноги в непрестанном движении. Он играет сам с собой. Он играет со всем. Он бросает все прочь, также как он за все хватается. В этом неугасимом стремлении к движению, в этой игре ребенка со своим собственным телом природа сама дает истинный исходный пункт для телесного воспитания, дает нить для чистого, элементарного, законченного выполнения последнего».
Активизм в педагогике Песталоцци непосредственно вытекает из его философских взглядов, стоит только вспомнить уже цитированное место относительно значения среды для формирования человека и значения собственной воли человека в изменении этой среды. Как в обучении Песталоцци находит определенные элементы, с которых нужно начинать, так и в области физического, технического, эстетического. нравственного, религиозного воспитания он стремится найти такие же элементы. Он даже создал целую «азбуку умений» или «азбуку труда», которая должна служить основой для физического и технического воспитания. В двенадцатом письме работы «Как Гертруда учит своих детей» он пишет: