— Ух ты, пойдем, посмотрим! — я загорелась этой идеей, в нашей Академии музей был настоящей кунсткамерой.
Совершенно инфернальные твари и вещи выходили из под пальцев неопытных студиозусов. Все эти результаты экспериментов скрупулёзно собирали и помещали под стеклянные витрины с подробным описанием — кто именно и что хотел сделать и в чем был косяк. Был у нас на курсе такой парень — Масимо-Косяк. Кружко-крысы, змее-туфли — он был в этом мастером. Однажды он создал букет кусающихся цветов. Теперь мне было ужасно любопытно, что могли создать наши древние предшественники.
Мэтр Купер заглянул внутрь музея, прислушался к чему-то и кивнул.
— Иди, только не долго, я пойду вниз, заодно вызову пару прихвостней, чтобы донести весь этот багаж. Буду ждать тебя во дворе.
— Ладно, я быстро.
Дэвлин внимательно посмотрел на меня:
— Ничего не трогай. Ты поняла меня?
Я вздохнула:
— Не волнуйся! И вообще — что такого может быть в музее для каких-нибудь первокурсников? К тому же экспонатам по нескольку сот лет. Что и могло быть опасным, все сдохло.
Он поморщился немного и перешел на официальный тон.
— Графиня, давно хотел спросить, да все к слову не приходилось: откуда у вас такие выражения?
Я пожала плечами.
— Отцовские друзья у нас часто гостили.
Он хмыкнул неопределенно и вышел.
Под стеклами на витринах лежали ужасающие ляпы — результаты лабораторных работ студентов, надо полагать — все как у нас. Однако, формы, которые принимали местные химеры, были куда разнообразнее аналогичных в нашем музее. Все-таки мы постепенно деградируем. И в смысле магии, и в смысле знаний о мире в целом. Вот как работает Плита? Я не понимаю и, если она сломается, починить не смогу. Магия от нее чувствуется, но это совсем другая магия. Как если бы привычные мне чары больше походили на плетение нитей, а в Плите странное пересечение прямых светящихся линий, ничем друг с другом не соединенных. Этого я и не понимала — самого принципа. И мало кто в Дайсаре, наверное, имел хоть небольшое представление об этом предмете. И ведь Шарик мой (который, кстати, завис над какой-то витриной и начал издавать серию писков) — артефакт того же типа, что и Плита. И кстати, на карте, когда мы искали работающие переходы, ясно были прорисованы острова и архипелаги гораздо южнее побережья. А мы сейчас точно знаем, что ни один корабль не может отойти далеко от берега, потому что в открытом океане водится Такое и Зоологически сомнительное… Короче, из океана никто не возвращался уже очень давно.
Наконец, я подошла к витринам, над которыми висел мой блуждающий череп. Снова химеры. Особенно чудовищно выглядел большой батон из непонятного вещества с зубастой пастью и восемью мохнатыми паучьими лапами с огромными когтями.
Я наклонилась рассмотреть его получше, положив на витрину ладони, и тут жуткая химера дернулась. Мохнатая лапа с трудом приподнялась и потянулась к моей ладони. Батон пошевелился еще и издал тихий жалобный свист. Шарик снова запищал.
Живой! — изумилась я. Сколько же он тут просидел один, запертый в витрине? Без шанса на то, чтобы выбраться отсюда. Вечность отчаяния? Боги светлые!
Мне стало жалко эту штуку до слез. Лапа прижалась к стеклу с обратной стороны от моей ладони и больше не двигалась. Он просто показал мне, что ему нужна помощь, и как-то покорно и обреченно ждал, что я сделаю по этому поводу. Оставить его там для меня было немыслимо.
И, разумеется, мне как-то не пришло в голову, что химера, выбравшись, может на меня напасть — зубки у нее были что надо. Наверное, дело в пушистых лапах? Или в моей сентиментальности? Или это была та самая интуиция?
Я вытащила кинжал и постучала по витрине в том месте, где собралась ее разбить. Батон медленно и с явным трудом отполз в дальний угол, будто поняв мои намерения. Не особо раздумывая, я ударила по витрине, расколотив ее к мертвячьей матери с одного удара.
Батон отряхнулся и подполз к краю разбитой витрины, протянув ко мне две мохнатые лапы. Я взяла его за оказавшиеся замшевыми бока и аккуратно вытащила. Батон агрессии не проявлял. Он заполз на мое правое плечо, аккуратно уселся, поджав лапы и начал тоненько и тихо насвистывать мне на ухо какую-то мелодию. Я не удержалась и почесала его по «брюшку», тоже пушистому на ощупь — он отозвался красивейшей трелью и потерся о мое ухо. Это было так очаровательно, что я разулыбалась.
— Тебя будут звать Чиж, — предложила я.
Новоявленный Чиж не возражал.
В этот момент в дверях появился Дэвлин, разумеется, услышавший звук разбившегося стекла. Надо отдать ему должное — он не стал материться или воздевать руки к небу. Но я все равно почувствовала себя неуютно под его взглядом.
— Что это? — только и спросил он.
— Чиж, — развела я руками и снова принялась чесать его, — я разбила его витрину и забираю домой. Он забавный.
— Ты обещала ничего не трогать. О чем мы говорили только сегодня? Ты вообще, понимаешь, что здесь может быть опасно?
— Мне стало его ужасно жалко…