Пестрая компания (сборник)

Концерт закончился мощным трагическим аккордом, и вежливый английский голос сообщил, что оркестром руководил Тосканини, а за роялем находился маэстро Горовиц. На ночном африканском побережье эти имена звучали как-то странно. Вежливый голос пожелал всем слушателям спокойной ночи, и репортер настроился на Берлин. В Берлине играли вальсы и играли превосходно. В небольшой, засыпанной бумагой комнате заискрилась радостная музыка. Вежливый немецкий голос называл очередной вальс, после чего в дело вступали трубы и скрипки.

— Немцы… — сказал помощник редактора. — Их надо на пятьдесят лет лишить права слушать музыку. Этот пункт следует специально включить в мирный договор.

Дверь приоткрылась и в образовавшейся щели возникла физиономия правщика рукописей. Правщик имел чин капрала, он отправлялся спать и в редакционное помещение заглянул по пути.

— Хотите леденцов? — спросил правщик, переступая через порог и протягивая коробку. — Я свой дневной рацион уже использовал.

Помощник редактора взяли несколько шариков и принялись их сосать, слушая вальс.

— Хорошая музыка, — заметил капрал.

— Пятьдесят лет, — повторил помощник редактора.

— Пора в постель, — сказал правщик. Он зевнул, потянулся и добавил: Вот проснусь завтра и узнаю, что война кончилась.

Капрал вышел, а помощник редактора запил пайковые леденцы глотком вина и спросил:

— Ты когда-нибудь ел леденцы на гражданке?

— Ни разу, — ответил репортер.

— Я тоже никогда не пробовал, — сказал помощник редактора и задумчиво покрутил перед глазами бутылку. — Боже, какая здесь скукота! Как мне хочется оказаться в Италии. — В Берлине заиграли веселые венгерские танцы, и помощник мрачно уставился на приемник. Отпив немного вина, он продолжил: — Вот в этом вся загвоздка. Произошла высадка, о ней пишут другие парни. Другие парни выдают сенсационные материалы, а я протираю задницу в Африке. Редактор. Помощник редактора… Да я восемь лет назад, едва кончив колледж, писал лучше, чем сейчас. Восемь лет назад, — он задумчиво потер зарождающуюся плешь, — я мог стать редактором. Наверное, мне стоило жениться, — закончил он, допив вино.

— Скорее всего, это ничего не изменило бы, — сказал репортер, который давно был женат.

— Скорее всего, нет, — согласился помощник, пожимая плечами. — Когда я учился на втором курсе, у меня была девушка — на год старше меня. Чтобы попасть на весенний выпускной бал, надо было встречаться с ней, начиная с октября. Там был один парень с машиной, и он отвозил её на завтрак, ленч и ужин. Он каждый день посылал ей цветы, но тем не менее, я иногда ходил с ней на ленч. Она сделала мне самый замечательный подарок. Такого подарка я ещё не получал ни от кого. Тогда я был совсем мальчишкой, и теперь подарок, видимо, не должен казаться мне чем-то особенным, но он все же таким для меня остается. Она перестала встречаться с другим парнем — тем, у которого была машина, — и на выпускном балу с ней был я. Я подарил ей орхидеи, и мы даже выпили с ней в паре подпольных забегаловок. Эту ночь я буду помнить всю жизнь, — он откинулся на спинку стула, вспоминая орхидеи и выпивку во время сухого закона. — Тем же летом я познакомил её со своим другом. У парня была куча бабок и он звонил ей по междугороднему телефону три раза в неделю. Одним словом, через полгода они поженились. Я не стал бы осуждать девушку. Хочешь взглянуть на её фотографию?

— Да, — ответил репортер.

Помощник редактора достал фото — пожелтевшее и потрепанное по краям. На нем была изображена красивая, изящная девушка в белом платье. Девушка сидела выпрямив спину и в её личике можно было увидеть как сильный характер, так извечную женскую кокетливость.

— Не знаю, почему я её храню, — сказал помощник редактора. — Видимо, на счастье.

Он осторожно спрятал фото в бумажник и вновь откинулся на спинку стула. Помощник редактора носил очки с толстыми линзами, а угловатое, простоватое лицо порядочного человека, едва видимое в полумраке комнаты, совершенно ясно говорило, что он обречен на то, чтобы девушек у него уводили его же лучшие друзья.