Пестрая компания

Два месяца спустя Баранов стал новым героем мира искусств. Его дилер даже натянул перед его картиной — «Зеленая обнаженная» — бархатные веревочки, чтобы толпа сильно не напирала. Славословия Суварнина казались бледным и несерьезным лепетом по сравнению с бурным потоком залихватских эпитетов, которых не жалели в этой связи другие критики. Несколько раз наравне с именем Баранова упоминался Пикассо, а ряд критиков даже сравнил его с Эль Греко. Смышленый Теллер выставил в своих витринах целых шесть украшенных норковыми мехами манекенов зеленых «ню» в туфельках из кожи ящерицы. Нарисованные Барановым этикетки для винограда и местного сыра, которые художник продал в 1940 году за двести долларов, принесли ему сегодня на аукционе пять тысяч шестьсот долларов. Музей современного искусства прислал к нему своего человека, чтобы провести с ним переговоры о его ретроспективной выставке. Всемирная ассоциация доброй воли, в головной части списка которой фигурировали видные имена дюжины знаменитых законодателей и лидеров промышленности, обратилась к нему с просьбой представить его картину, ставшую гвоздем этого сезона, на выставке американского искусства, которую организаторы собирались отправить потом в четырнадцать стран за государственный счет. Даже Анна, которой никто не осмеливался намекнуть на довольно интересное сходство жены художника с его моделью, казалось, была весьма всем довольна и в порядке исключения позволила Баранову говорить без умолку весь вечер и ни разу его не перебила.

На открытии выставки американского искусства, которая вначале, перед длительным турне по заокеанским странам, открылась в Нью-Йорке, Баранов, вполне естественно, находился в центре всеобщего внимания. Фотографы делали его снимки во всех мыслимых позах: то он играет с бокалом любимого коктейля «Манхэттен», то жует ломтик поджаренного хлеба с семгой, то разговаривает с женой какого-то посла, то в задумчивости, окруженный толпой поклонников и поклонниц, взирает на свой шедевр. Это была вершина, венец его существования, и если бы он внезапно умер в эту полночь, то вполне мог бы считать себя счастливым человеком. На самом деле, если смотреть на этот вечер с точки зрения всех последовавших за этим событий, то неудивительно, что Баранов так горько сожалел о том, что не умер тогда, в полночь.

Ибо неделю спустя в конгрессе США какой-то горячий сторонник экономии во всем, представитель внешней палаты, взбешенный тем, что он назвал безответственной склонностью администрации к бездумному растранжириванию денег — она взялась финансировать надежными, полновесными американскими долларами отправку этой зловещей пародии на искусство нашим недавним союзникам в войне, — потребовал провести тщательное расследование всего этого сомнительного предприятия. Этот возмущенный законодатель пошел дальше и назвал главный экспонат выставки, «Зеленую обнаженную», написанную каким-то русским, иностранцем, тошнотворной мазней, инспирированной коммунистами, прямым оскорблением американской женственности, ударом по превосходству белой расы, антиэстетичным психологическим табу, которое стыдно показать его четырнадцатилетней дочери даже в сопровождении матери. Все больше распаляясь, он назвал картину Баранова: декадентской; способной своими иноземными грудями вызвать презрение к республике Соединенных Штатов; явной, хорошо рассчитанной помощью Сталину в «холодной войне» между Россией и США; пощечиной героям, осуществившим знаменитый «берлинский мост» во времена русской блокады; угрозой нашей торговле; оскорблением наших южных соседей; художественным гангстеризмом; естественным последствием ослабления наших иммиграционных барьеров; доказательством необходимости введения федеральной цензуры в прессе, на радио, в кино; катастрофическим результатом Акта Вагнера, регулирующего отношения рабочих и работодателей.

События продолжали нарастать как снежный ком. Консервативно настроенный радиокомментатор с медоточивым голосом в своей передаче из Вашингтона заявил: он снова предупредил всю страну от края и до края, что патернализм1 Нового курса президента Рузвельта непременно приведет к подобным чудовищам, довольно прозрачно намекнув при этом, что художник, написавший картину, приехал в их страну нелегально, — по сути дела, тайно высажен на берег с подводной лодки вместе с какой-то женщиной, которая называет себя его женой.