Пестрые истории

О душевном вывихе первых шестерых подробно рассказывает Светоний (ок. 69 — ок. 140. — Прим. ред.)в «Жизнеописании двенадцати цезарей». Все, кто позднее выводил их образы в своих серьезных или романических описаниях, пригоршнями черпали из этой бесподобной в своем роде книги. Развивая мою тему, я тоже буду прибегать к сокровищнице фактов этого великого собирателя курьезов классической эпохи.

Грегоровиус [79]остроумно пишет о неистовых римских императорах, что в один прекрасный день случай бросил к их ногам Рим и весь мир вместе со всеми его соблазнами; от этого они совсем потеряли разум и захотели выпить, словно яйцо — одним глотком — весь земной шар.

Калигула однажды выразился несколько иначе. В цирке, где проходило соревнование колесниц, публика приветствовала не его фаворитов, а своих любимцев, это разозлило императора, и он гневно воскликнул: «Вот если бы у Рима была одна голова, чтобы я одним ударом мог снести ее!»

Вообще римские императоры, не колеблясь, посылали на плаху не только предполагаемого противника, не только надоевшего любимца, не только богатых граждан по наговору, особенно если властитель точил зуб на их имущество. Кровожадность Калигулы переходила все границы, ибо он убивал и заставлял убивать ради самого убийства.

Я выразился точно: он убивал. Сам, лично. Например, однажды он почтил своим присутствием церемонию жертвоприношения, притом в роли жреца:до пояса обнаженный, а снизу опоясанный пурпурным фартуком. Задачей жрецабыло убить жертвенное животное обухом топора. Потом ножом своего помощника, резника -культрария,выпустить кровь и разрезать на куски. Калигула подошел к алтарю, на котором жертвенное животное уже ожидало смертельного удара. Поднял секиру, обрушил ее — только не на подготовленную жертву, а на несчастного культрария.

Император был в шутливом настроении…

Человеческая жизнь стоила для него не больше жизни убойной скотины. Любой, кто по самой ничтожной причине навлекал на себя гнев императора, должен был умереть…

Египетского царя Птолемея Рим вынудил вступить с ним в союз. Приобретенный таким образом новый друг — впрочем, внук Антония и Клеопатры, а через то сродственник Калигуле, — прибыл в Рим, где народ встретил его с подобающими почестями и ликованием. Только всякое торжество имеет свои границы. Когда по случаю боя гладиаторов Птолемей вошел в амфитеатр, при виде его роскошного пурпурного плаща шум восторженного изумления волнами прошел по рядам мраморных скамей. Восторга, обращенного к другому, самовлюбленный деспот был не в состоянии перенести. Он по-своему возместил ущерб, нанесенный собственному тщеславию: подослал наемных убийц к Птолемею, своему союзнику и родичу, и погубил его.

В самом амфитеатре никто не был в безопасности. Одного молодого мужчину по имени Эзий Прокул за крупное телосложение и необычайную пригожесть римляне ласково прозвали Kolosseros— Колосс-эросом, что-то вроде «очаровательный колосс». Калигула в больном самообожании не мог этого стерпеть. Однажды, когда на арене происходили бои гладиаторов, он вдруг наслал на ничем не провинившегося юношу своих приказных, они сдернули его с места, потащили на арену и поставили перед ним двух профессиональных бойцов. «Приказ императора: схватись с ними!» Колоссерос выстоял и победил обоих к великому ликованию зрителей. Вот так обернулось подлое покушение. Но это еще больше взбесило совсем озверевшего Калигулу. Последовал новый приказ служкам, они вывели победителя с арены, связали, вместо одежды набросили на него лохмотья и прогнали по улицам Рима,чтобы женщины увидели своего любимца в его позоре. Под конец прихвостни коронованного палача задушилинесчастного.

В ту пору на сцене шли модные комедии бурлеск, называвшиеся ателланами, atellae fabulae [80].

В текст одной из них, преднамеренно, нет ли, закрался двусмысленный намек, направленный против императора. Так он в злобе повелел несчастного автора сжечь на костре прямо посреди сцены.

Один римский всадник тоже попал на арену. Теперь уже не известно, в чем его обвинили, но только приговор был суров: ad bestias!Бросить диким зверям! С арены тот отчаянно закричал в публику, что его казнят невинным, на что Калигула так заставил его замолчать: велел вывести с арены, отрезать языки вновь отвести на арену, только уже немым, на съедение львам.

Отцов принуждал смотреть на казнь сыновей.Когда какой-то отец отказался, сославшись на болезнь, он послал за ним носилкии велел принести его на место казни. Других же после казни детей приглашал в гости к своему столу, обращался с ними весьма ласково, стараясь приободрить веселыми шутками.