Через минуту он решительно поднялся и отвязал своего вожака от палки.
Не было никакого сомнения в огромной ценности запасов Свэна, которому всю эту зиму улыбался случай. Рядом с ним те шкурки, что могли лежать под компаньоном, потеряли для Кнута всякий интерес.
Иенсен решительно сунул ноги в ремни лыж.
Из последних сил Филипка переставлял ноги.
— Совсем худо. Очень худо, — ежеминутно повторял он себе.
Сквозь мечущиеся перед глазами снежные закрутни, не было ничего видно. Снег налипал на ресницы, комьями падал с шапки на лицо.
За крутящейся снежной пеленой Филипка с трудом различал направление. Он твердо знал, что к вечеру должен дойти до Гусиного мыса. Но не имел возможности различить за снегом, где кончается берег и начинается лед пролива. Филипка все больше и больше терял уверенность в том, что найдет мыс.
В отчаянии он хотел остановиться и переждать метелицу, но испугался, что будучи слаб, заснет под снегом и дальше не пойдет, даже, когда кончится метелица. И потому он настойчиво шел вперед.
Несколько раз в отчаянии спускался к проливу, чтобы не потерять береговой полосы. Однако мысль о трещинах, в которые так легко провалиться, гнала его обратно на косогор.
Наконец, ему показалось, что сквозь расступающиеся полосы вьюги он различает раздвоенную вершину нависшей над Гусиным мысом горы. Филипка радостно побежал к берегу. Но он не рассчитал своих сил. Споткнувшись на крутом откосе, он не удержался на ногах и покатился с кручи.
Пропахивая лицом снежный холодный покров, Филипка несколько раз почувствовал удары острых льдин на голове. Парень летел долго. Очень долго. Переворачивался через голову. Перевернулся раз, другой и третий. Много раз. Так много, что сознание уже не могло дать ему отчета в том положении, какое приняло его тело, когда парню показалось, что он плавно, без всяких толчков, летел в пропасть, ни за что не задевая. От этого полета закружилась голова. Темной багровой пеленой застлало глаза.
Филипка пришел в себя нескоро, и только тогда почувствовал, что лежит в очень неудобном положения, вниз головой. Он попробовал подняться, но тотчас же потерял сознание от нестерпимой боли, разлившейся по всему телу снизу, от непослушных, обмякших, как тряпки ног.
На этот раз он пролежал без сознания недолго. Придя в себя он отчетливо сознавал, что с ногами кончено. Хотел ощупать их, но тут же понял, что в таком же состоянии, как ноги, находится и правая рука. Только левая слушалась его, не причиняя боли при движениях.
Филипка лежал ни о чем не думая, кроме того, что ему неудобно и холодно. Скоро, очень скоро он понял, что неудобное положение и холод — навсегда. Мысль его не испугала. Он знал промысел. Знал Новоземельную охоту. Без всякого сожаления он думал о своей жизни, пока шаря левой рукой по поясу в поисках трубки, не наткнулся на подвязанных к нему скоробленные морозом шкурки песцов. Тут он сразу пожалел о трубке и о песцах. Но за песцами забыл про трубку. С мыслью о песцах возникло воспоминание об артели. Подумалось про катер и стало еще жальче песцов.
Глядя на бессмысленно кружащиеся над его лицом снежинки, Филипка всхлипнул в тупую мглу.
Сделав несколько шагов, Иенсен понял свою ошибку. Было ясно, что нельзя предъявить никаких прав на долю Свэна, не дав сколько-нибудь правдоподобного объяснения его исчезновению.
Иенсен вернулся к трещине.
Он как и в первый раз пополз к краю пропасти на животе и крикнул вниз:
— Эй, Яльмар.
Свэн пошевелился и поднял голову. Кнут впервые увидел его лицо. С трудом узнал своего компаньона. Лицо Яльмара посинело. Вместо носа чернел кусок разбитого и отмороженного мяса.
Свэн долго смотрел на Кнута. Сознание не сразу пробудилось в его мутных глазах. Наконец он прохрипел:
— Кнут?
— Ну, да я. Как это тебя угораздило?
Свэн покачал головой собираясь с мыслями; потом так же хрипло с трудом ответил:
— В темноте… Спешил домой.
Кнут подумал. Спросил:
— Как же теперь быть?
— Надо… вытащить.
— Это легко сказать.
— Надо…
Кнут снова помолчал.
— А я из-за тебя потерял несколько дней. И теперь еще потеряю.
Яльмар молчал.
Кнут с интересом спросил:
— Почему ты не пробовал вылезти? Тут не глубоко.
— У меня сломаны ноги; не могу подняться.
— Ты мог замерзнуть.
— Нет, я знал, что ты придешь.
Кнут усмехнулся.
— Я и так потерял много времени. Мог уйти не дождавшись тебя.
Яльмар попробовал повернуться и тяжело застонал.
— Вытащи меня.
Кнут подумал.
— Придется итти на базу за веревкой.
— Не надо. Свяжи постромки.
Кнут снова помолчал. Потом, как будто невзначай, спросил:
— Слушай, сколько у тебя собрано за этот год?
Яльмар удивленно открыл глаза.
— Не знаю… зачем тебе?
— Я тебе говорю, что потерял из-за тебя много времени и быть может пропали мои песцы в капканах. Тебе придется со мной рассчитываться.
— Да, мы рассчитаемся… Иди скорей на базу.
— Хорошо, лежи смирно, я скоро вернусь.
Кнут поспешно отполз и, вскочив на ноги, быстро побежал к избушке.