Песцы

В избушке он принялся поспешно разрывать вещи. Банки с консервами, одежда, снаряжение, патроны, все летело из-под рук. Попался моток тонкой горной веревки. Он машинально вытащил его, но сейчас же отбросил в сторону. Наконец удовлетворенно крякнул. В руке была зажата записная книжка.

Примостившись у ящика, вырвал листок из книжки и, старательно помусолив карандаш, стал писать. Проставив несколько цифр, задумался и вслух пересчитал:

— Песцов шестьдесят два, оленей четыре, медведь один.

Потом подумал и вычеркнул слово медведь. Выругавшись, разорвал листок и переписал наново, без медведя. Перечтя, сложил листок и старательно засунул в карман вместе с карандашом.

С прежней поспешностью он побежал к месту, где оставил Свэна.

Забыв предосторожность, стоя подошел к краю трещины.

— Свэн… а Свэн!

Не получив ответа, испуганно опустился на колени и нагнулся над пропастью:

— Эй, Яльмар!

Яльмар с трудом поднял голову.

— Ты принес веревку?

— Да, подожди… Я сейчас тебя вытащю. Только сначала ты распишись.

Свэн не понял и молча посмотрел вверх.

Иенсен повторил:

— Ты сначала распишись, а то я знаю тебя. Когда я тебя вытащю, ты не захочешь со мной рассчитываться за потерянное время.

— Ты с ума сошел, — испуганно выдавил из себя Яльмар. — Давай скорей веревку.

— Нет, я не шучу. Сначала ты дашь мне расписку.

Свэн устало помотал головой.

— Это не по-товарищески, Кнут.

— Ты же сам отказался быть в равной доле, Яльмар.

— Мерзавец… хорошо, я дам расписку. Вытаскивай.

— Подожди минутку.

Иенсен быстро привязал свою бумажку и карандаш к тонкой бичевке и спустил ее Свэну. Тот с трудом дотянулся до записки. Напряженно прочел. Отпустил конец бичевки. Медленно покачал головой.

— Ты с ума сошел… Это как раз все то, что у меня есть. Здесь на такую сумму…

Иенсен смотрел сверху на качающийся на бичевке карандаш. Свэн тупо смотрел на этот же карандаш снизу. Он еще раз отрицательно покачал головой:

— Нет, это не пойдет.

Иенсен грубо выругался.

— Ты что же хочешь, дурак, остаться там навсегда?

— …неужели ты можешь…

Кнут ничего не ответил. Только всмотревшись в его лицо своими красными воспаленными глазами, Яльмар понял. Он молча притянул к себе листок и, положив его на лед, расписался.

Кнут быстро втянул расписку наверх. Подозревая какую-нибудь фальшь, внимательно прочел еще раз. Сложил и бережно сунул за пазуху.

Яльмар внимательно следил за его движениями. Наконец, не выдержав, крикнул:

— Давай же веревку.

Иенсен оглянулся на свои сани и спокойно ответил:

— Я забыл ее в избушке. Придется еще раз за нею сходить.

Казалось Яльмар не слышал того, что говорил Кнут и видел только его смеющиеся глаза. Он поднялся на руках и из его дико перекошенного рта вырвался отчаянный крик. Путаясь языком, визгливо прокричал:

— Ты… ты…

Он хотел погрозить ему кулаком. От неосторожного движения санки под ним колыхнулись и накренившись скользнули с уступа. Вместе с ними Яльмар вниз головой полетел в пропасть.

Грохотом, гулом, визгами и воплями преисподней брызнули ледяная пропасть в лицо Иенсена. Почва поползла у него из-под ног. С шевелящимся от животного ужаса волосами он ринулся назад, ломая лыжи, разрывая ремни.

Максим с трудом привел Филипку в чувство. Парень, придя в себя на несколько мгновений, снова терял сознание. Наконец, он узнал Максима.

— Вот, Максим, и ты. А я думал, что я уже умер. Я боялся, что ты не найдешь меня и пропадут все песцы, которых я сегодня обобрал.

— Ничего, парень, — сейчас ты совсем очухаешься и мы пойдем домой. Ты больше суток пролежал здесь, в двух сотнях шагов от Гусиного мыса. Я долго ждал тебя. Потом понял, что с тобой неладно, но не мог пойти навстречу, пока не перестала вертеть метелица. Все равно ничего не было видно. А как она кончилась, я тут же и нашел тебя. Твое счастье, что не разбился совсем. Ну, вставай на ноги, я тебе помогу итти.

Максим взял было парня под руки, но Филипка со стоном отстранился. Когда прошла боль, причиненная Максимом, Филипка засмеялся и сказал:

— Я не пойду с тобой. У меня сломаны обе ноги. Ты должен взять моих песцов и итти один.

— Так ведь ты же здесь пропадешь.

— Да, пропаду. Ничего нельзя сделать. Я не могу двигаться. У меня сломана и рука.

Максим недоверчиво покачал головой. Причиняя невероятную боль Филипке, он тщательно ощупал его конечности. Убедившись в том, что обе ноги сильно повреждены, а рука вывихнута в плече, Максим сокрушенно закивал головой, обдумывая положение.

Пока он думал, к Филипке возвращалось сознание всего происшедшего, но ему и в голову не пришло пожаловаться или заплакать, хотя стало теперь очень жалко себя. Он только попросил Максима:

— Когда пойдешь, Макся, дай мне твою трубку и немного табаку. Так помру.

Но старый самоедин, совсем неподходяще к случаю, засмеялся:

— Какой ты дурак, Филипка, ах, какой дурак.

Он набил трубку и передал парню.

— На, покури.

Пока Филипка с наслаждением затягивался теплым дымом, Максим не спеша говорил:

— Ах, какой дурак. Ты думаешь артель тебя для того кормит, чтоб ты за пяток песцов навсегда отдыхать ушел? Так не пойдет, парень. Тебе работать надо. Ты парень молодой, их, какой молодой.