Пьесы

К у з ь м а. Жаль… ох как жаль!

И н н о к е н т и й. Хоть реденько пиши мне. Ладно?

К у з ь м а. Обязательно. И ты пиши. Прямо на остров. Кузьме Брусу.

И н н о к е н т и й. Хотелось бы встретиться… лет через пять. Вырастешь — забудешь?

К у з ь м а. Эко мелешь! Совсем тебя оглупили твои баптисты! Поди, веровать начал!

И н н о к е н т и й (рассмеявшись). Да что ты! Я только в одно верю, Кузьма: человек добр и к добру стремится. Все прочее — забота философов. Да ты знаешь ли, кто такие философы?

К у з ь м а. Ну те, которые жить учат.

И н н о к е н т и й. Точно! Тысячи лет учат. А научить никак не могут. И каждый человек начинает себя заново. Поиграть хочешь?

К у з ь м а (тронув регистр). После тебя-то?!

И н н о к е н т и й. Ты будто сердишься? Обидел чем? Я неловкий…

К у з ь м а (стукнув кулачишком). Да молчи ты! Вот говорун!

И н н о к е н т и й. Привязался я к тебе как к родному. Вот и на недолго, знаю, а привязался.

К у з ь м а. Оставайся у нас. Вон красота какая!

И н н о к е н т и й. На родину тянет. Она хоть и победней, а все ж таки — родина!

К у з ь м а. Тогда поезжай. А то затоскуешь.

И н н о к е н т и й. Куплю себе хату… пианино куплю… Эта штука уж не понадобится. Если тебе оставлю — примешь подарок?

К у з ь м а (протестующе замотал головой). У меня все есть, все! У тебя только музыка.

И н н о к е н т и й (поникнув). Ну как хочешь. Прощай, Кузьма Павлович. И пиши мне. Ждать буду. (Уходит.)

П а в л а (выглянув из окна). Отказался от такой вещи! Ну и простак же ты, сын!

К у з ь м а. У меня все есть… все! У него только музыка.

Идет  Т о н ь к а.

П а в л а (задергивая занавеску). Гостей-то… из семи волостей.

К у з ь м а. О несравненная Антонина Филаретовна! Нос-то у вас в чем выпачкан?

Т о н ь к а. Все шутишь, Брус, все шутишь! А я по тебе сохну.

К у з ь м а. Ну?! И помногу в день усыхаешь?

Т о н ь к а. Хорохоришься, а голос совсем слабый. Больно?

К у з ь м а. Маленькая дырочка в голове. Дырочки, как известно, не болят. Жаль, ум через них вытекает. Фьить, фьить — и дурачок вышел. Что у тебя за спиной-то?

Т о н ь к а. Книжка… про любовь. Вот любят! День и ночь, с первой строчки и до последней!

К у з ь м а. Не спят, не работают, не едят? Вот психи! Дай погляжу.

Т о н ь к а. Там у меня… смеяться будешь. (Из книжки выпало письмо.)

К у з ь м а (склоняясь). Голубки целуются. Ты рисовала? А запах-то? Парфюмерия! (Видит письмо.) Брусу… Мне, что ли?

Т о н ь к а. Не тронь! Не твое!

К у з ь м а. Тут Брусов-то раз-два и обчелся. А Кузьма и вовсе один. Давай посланьице-то, а то отниму!

Тонька, отступив, прячет письмо под кофточку.

Т о н ь к а. Только попробуй.

К у з ь м а. А что, можно!

Т о н ь к а. Тетя Паша!

П а в л а (отодвигая занавеску). Чего блажишь?

Т о н ь к а. Который час?

П а в л а. Тебе не все равно? Ишь, время ей понадобилось! (Задергивает занавеску.)

К у з ь м а. Не бойся: уж туда-то я к тебе не полезу. Я правильный.

Т о н ь к а. Ты правильный?! Ты?! Ты жадина, жадина! Весь в мать. Ходишь, рублевки сшибаешь. Бессовестный! Хоть бы медом раз угостил! Мед-то колхозный! Ваши пчелы на пасеке наворовали.

К у з ь м а (рванув ее за косы). Ну-ка, танцуй отсюда, мамзель! Танцуй, танцуй, пока я… в границах. А то переступлю.

Т о н ь к а. Ненавижу тебя! Ненавижу! (Убегает.)

К у з ь м а. Как говорил Печорин, от любви до ненависти один шаг. Очень неглупый был товарищ!

П а в е л  идет в ограду.

П а в е л. Поднялся… не рано?

К у з ь м а. Сколько бока-то пролеживать? Ты пил тогда, тятя?

П а в е л. Не прикоснулся даже. А потом у постели твоей дежурил.

К у з ь м а. Травами упоил… до сих пор першит в горле.

П а в е л. Старые люди в травах толк понимали. Да и сейчас многие травами лечатся.

К у з ь м а. От всего?

П а в е л. А как же: и от лихорадки, и от простуды, и от кровяного давления…

К у з ь м а. От любви тоже лечатся?

П а в е л. Влюбишься — и лечиться не захочешь. Приятная болезнь!

К у з ь м а. Ты мамку-то любишь?

П а в е л. Не спрашивай, сын… тут так закручено… Лучше не спрашивай.

За воротами  Л е г е з а,  Н е д о б е ж к и н.

Л е г е з а. Врут, Валентин, врут! А ты как баба вранье разносишь.

Н е д о б е ж к и н. Может, и врут, а только батя мой сказывал, что Павел-то… сам себя подстрелил.

К у з ь м а. Про тебя разговор.

П а в е л. Тсс!

Л е г е з а. Ты еще кому не брякни такое! Узнаю — поссоримся. Я Павла как себя самого знаю. Поручиться могу. Это порядочный человек!

Н е д о б е ж к и н (вошел в ограду). Порядочный — так почему бабу свою не приструнит? Знает про него худое, тем и держит.

П а в е л. Брешете вы! Эй! Брешете!

К у з ь м а. Скажи им… в глаза скажи, чтоб знали… чтоб не смели напраслину возводить. Этот Филарет… врун! Тебя как ранили?