Мария. Может, весна уже пришла… С деревьев каплет — это тает снег, потому что солнце согревает землю. Оно светит не везде; за лесами еще длинные тени, там прохладно и влажно, под ногами прелая листва прошлых октябрей. Но небо — о, между стволами повсюду небо, море синевы… А вот бабочка… Ты ничего этого не видел, маленький мой, потому я тебе и говорю: как прекрасна земля, особенно весной — повсюду журчанье, темные пашни жаждут света, люди удобряют их навозом, от лошадей идет пар. Ты ничего этого не видел… У влюбленных в волосах запуталось солнце, как расплавленное серебро. Вечер теплый-теплый, и можно слышать птичий гомон и чувствовать воздух, и тревогу набухших почек, и даль полей… Ты умер, мой мальчик, так и не увидев ни одной почки, ни одной птички, вспархивающей у нас из-под ног, не увидев даже вороны, летящей над бурой пашней… Потому я тебе и говорю: как прекрасна земля, особенно весной — повсюду журчанье, это тает снег, потому что солнце согревает землю…
Появляется Бенджамин.
Бенджамин. Вы не можете сказать мне, где мы? Я был летчиком… Я не встретил ни одного человека, не у кого даже спросить. Они нас сбили: глубокой ночью, в дождь. Да. И вот мы не знаем, где мы… Ах, да…
Мария. Почему вы вдруг замолчали?
Бенджамин. Вы правы.
Мария. В чем?
Бенджамин. Наверное, мы враги…
Мария. Мы же не знаем друг друга.
Бенджамин. Я так рад, что вы здесь! Когда я пробирался по полям чудесный день, рыжеватые пастбища, последний снег в тени, лошади, бурая пашня, глотающая солнце, голубой день, день, как из яркого стекла, радостный день, видит бог, — а мне все казалось — я бреду по Марсу; ничто меня не радует.
Мария. А разве вы не видели наших крестьян — в это время они как раз удобряют поля навозом.
Бенджамин. Это вы о старике, который ничего не слышит?
Мария. А молодые парни сейчас не на пашне.
Бенджамин. Я окликнул его, но, по-моему, он не слышит. Я кричал изо всех сил. По-моему, он и не видит: я показывал ему кольцо… Это кольцо нашего капитана. (Садится к Марии.) Я так рад, что вы меня слушаете! Меня зовут Бенджамин.
Мария. А меня Мария.
Бенджамин. Посмотрите, что я нашел.
Мария. Что это?
Бенджамин. По-моему, окаменелость.
Мария. Окаменелость?
Бенджамин. Мы учили это в школе. Это был маленький зверек; он жил, когда еще не было людей — Адама и Евы…
Мария. И это все точно известно?
Бенджамин. О да, известно очень многое.
Мария. Откуда?
Бенджамин. То, что вы держите сейчас в руках, — это дно моря, которое когда-то покрывало наши страны, — древнего-древнего моря. Там жил этот маленький зверек, плавал в нем и умер и опустился на дно, которое за тысячелетия окаменело. Пришли ледники, потом опять растаяли, по крайней мере ненадолго: надо всем этим разросся девственный лес, появились обезьяны, люди — греки и китайцы — по крайней мере, ненадолго… Видите, какая это красивая штука? Осталась только форма.
Мария. По-моему, это была улитка.
Бенджамин. Может быть.
Мария. Ты даже не видел улитки, маленький мой!
Бенджамин. У вас есть сын?
Мария. Да. Он умер.
Бенджамин. Это мы его убили?
Мария. Ты?
Бенджамин. Может быть, это мы его убили.
Мария. Они сказали: просто взрывной волной… Я хотела убежать в лес, выбежала на улицу. Он был у меня на руках, но улица вся горела. И вдруг у меня вырвало его из рук… Это все, что я еще успела увидеть.
Бенджамин. Может быть, это мы его убили.
Мария. Почему вы так смотрите на меня?
Бенджамин. Мы могли бы любить друг друга… Я еще не любил ни одной девушки.
Мария. Никогда?
Бенджамин. О, видел я их много и ужасно радовался, когда некоторые из них садились в тот же трамвай или останавливались перед той же витриной может быть, из-за меня. Нет, видел я их много! И я часто ходил гулять, вот как сейчас: я очень любил весну, — но всегда один. Так много видишь, когда бродишь один, так много слышишь…
Мария. Да-да…
Бенджамин. Родники…
Мария. Да-да…
Бенджамин. И все полно какого-то ожидания… Я часто садился — вот как сейчас — и курил трубку, как взрослый, и о чем только не думал… А еще когда лежишь на спине, положив руки за голову, и в небе плывут облака… Я иногда уходил далеко-далеко, наугад, по полям, куда глаза глядят… А весной бредешь по лесу, между стволами сплошное небо, синева, ветер, — с вами такое бывает?
Мария. Что?
Бенджамин. И все полно какого-то ожидания… особенно весной…
Мария. Да, это мне знакомо.
Бенджамин. Я еще ни разу не сидел с девушкой, вот как сейчас. После школы сразу началась война, я стал летчиком… (Разглядывает свою каменную находку.) По-моему, мы могли бы полюбить друг друга.
Появляются Герберт, солдат и учитель с завязанными глазами.
Герберт. Вот здесь.
Солдат. Особо опасный?
Гербeрт. Стрелять в грудь.
Солдат. Обыкновенный предатель…
Герберт. Огонь по команде.
Солдат уходит.
Герберт. И запомните одно…
Учитель. Что меня сейчас расстреляют. Я знаю.
Герберт. Запомните одно: если вы закричите, никто вас не услышит.
Учитель. Я не закричу.
Герберт. Если вы сохраните поразительную выдержку, все равно никто мне не помешает, потому что никто ничего не увидит.
Учитель. Стреляйте!
Герберт. Стрелять будут только по моему приказу.