Пьесы

Убийца(таинственно). Так, значит, ты продала Христа? Нашего Христа?

Мать. Да. О господи! Нельзя было иначе… Чем же мне почистить твои красивые ботинки? Нечем, кроме гуталина… Как я рада. Твоя статья была в газете. Я ее читала. И, знаешь, все поняла. О, я так хорошо поняла твою статью.

Убийца(глядя перед собой). За эту статью меня хотели посадить. Называли меня «реформатором в мировом масштабе».

Мать. Да-да… Вот если отец со следующего месяца начнет получать в неделю на три марки больше, станет немножко полегче. Все будет хорошо.

Убийца(безутешно и горько улыбаясь). Отцу сейчас шестьдесят?

Мать. О, пойдет уже шестьдесят седьмой!

Убийца(с наигранной уверенностью, нежно). Все будет хорошо.

Звонок в дверь. Убийца вздрагивает и дико озирается, охваченный страхом. Мать выходит через дверь в задней стене. Из кухни слышатся неясные слова матери, она кого-то успокаивает, ей кто-то резко отвечает. Мать со смущенным видом появляется снова.

Убийца(в отчаянном страхе). В чем дело?

Мать(покраснев, в смущении). Молоко…

Убийца(в ужасе). Молоко?

Мать. Ну, я не смогла заплатить за молоко.

Убийца(в полном ужасе). За молоко?

Мать(испуганно). Антон! Дитя мое! О господи! Что с тобой? Ну выпей воды!.. Хочешь стакан молока?.. Сейчас принесу тебе. (Быстро убегает на кухню.)

Убийца хочет воспользоваться случаем и незаметно исчезнуть. Но мать тотчас же возвращается с кринкой и стаканом, наливает молоко и протягивает ему.

Убийца(рассматривает молоко, потом взглянув на мать). И за него не заплачено?

Мать(смущенно). Зачем об этом говорить? Все образуется.

Убийца(трагически-серьезным голосом). За молоко нужно заплатить, мама… иначе… иначе потом будешь мучиться двадцать семь лет. А под конец умрешь на плахе. На плахе!

Мать(глотая слезы). Не пойму я тебя.

Убийца(охваченный страшной жалостью). Значит, вы все так же бедны, мама, так же ужасно бедны?

Мать. Ах, Антон! (Снова бодро улыбнувшись.) Если теперь отец будет получать на три марки больше в неделю, у нас все наладится. За будущее мы спокойны.

Убийца(с горечью). Вот тебе и «реформатор в мировом масштабе».

Мать. Да и хлеб, говорят, подешевеет на три пфеннига… Это тоже что-нибудь да значит… Помнишь, как ты мальчиком ходил с мешком к казарме?

Убийца(собрав последние силы, ради матери поддерживает разговор. Но он все время поворачивает голову и смотрит в угол комнаты, словно там уже стоят полицейские и ждут, когда он попрощается с матерью. Говорит быстро и без всякого выражения). Покупать по дешевке хлеб у солдат.

Мать. Им больше нравился белый хлеб.

Убийца. А один раз солдаты вылили на меня ведро помоев.

Мать(смеясь, кладет ему руку на плечо). Ты пришел домой мокрый до нитки. Ты был совершенно мокрый и какой-то жирный.

Убийца. Отец поколотил меня за это.

Мать. Ну да, был испорчен твой единственный костюм.

Убийца(обращается в угол к воображаемым полицейским, вызывающе). Всякое бывало! Всякое!.. А эта история с молоком на глазах у всего класса, под забором… этот стакан молока, за который я не мог заплатить… (Очень громко.) Не мог заплатить! Это было…

Мать(умоляющим голосом). Ну выпей же!

Убийца(берет себя в руки). Да, я выпью!

Мать(радостно суетясь). А сейчас я напеку тебе оладий. (Собирается идти на кухню.)

Убийца(вдруг словно обезумев от уокаса). Нет, мама, нет!

Мать(обиженно, умоляюще). Ты не хочешь у нас поесть? Ты же не станешь меня огорчать? Ведь мы все-таки не так бедны.

Убийца(еле держится на ногах). Хорошо, мама, хорошо, испеки мне оладьи.