Пьесы

Режиссёр. Не помню, кто-то, кажется, Чаадаев заметил: «Выбор — не произвол. Мы не вольны изменить себе, даже в выборе».

Асиль (печально). Может, я просто боюсь сказать себе… правду.

Режиссёр. Люди меняются. Среда обитания. Обстоятельства. Кризис среднего возраста. Влияние Луны и Юпитера. (Смеётся). С годами таланта становится всё меньше. А амбиций — всё больше. Есть люди, которые меня всегда радуют и восхищают. Они инварианты к любой среде. И в бедности, и в богатстве — не меняются. Такие же весёлые глаза. Весёлые и удивлённые. А другие, напротив — превращаются в совершенно… чужих людей. Сытых и наглых. И портрет Дориана Грея носят на собственной шее.

Асиль. А куда же… уходит Любовь?

Режиссёр (задумчиво). Наверное, туда же… куда уходит Детство.

(Асиль выключает магнитофон).

Асиль. Прошло всего-то пять лет. И мне не верится, что была эта встреча, в аэропорту Лиссабона, и Режиссёр, который прочитал мне сонет Камоэнса. И карта, которую мы начертили вместе с папой, Буэнос-Айрес, океан, и я всерьёз готовилась… к семейной жизни. Как он сказал мне, прощаясь и целуя мне руку: «Мне больно за Вас. Вы рождены быть Королевой, а соглашаетесь на роль эпизода». А я ответила: «Что ж, я и эпизод — сыграю — как Королева». А он посмотрел на меня долгим, грустным и… всё понимающим взглядом и так тихо сказал. Как будто — заклинание произнёс: «Но не перед лакеями, Асиль». Он — впервые произнёс моё имя. Разумеется, это была просто — красивая фраза. Реплика. Но ведь что-то же в ней действительно звучало — предупреждением. Но, если бы я прислушивалась к советам взрослых и умудрённых, то разве… была бы — эта оглушительная Радость. Сумасшедшая, и только — наша с ним… Радость!

(Шум лифта. Потом звонок в дверь).

Асиль (вздыхая). Интересно, они, что же, сквозь стены проходят? Мимо консьержки? Бульдозерная публика… Ладно. Как советует Кларисса Пинкола Эстес: «Иногда рычите».

(Открывает дверь. На пороге молодой обаятельный юноша).

Племянник Режиссёра. Здравствуйте. Разрешите представиться — Ираклий. Можно войти? Извините. Я без звонка. Вашей Церберше Макаровне я соврал. Да, увы, сказал, что я — Ваш сводный незаконный брат. И мой батюшка перед кончиной повелел… ну, и так далее.

(Протягивает корзинку с фиалками).

Асиль. Как мило! Благодарю. Фиалки в начале марта. Ну, и чем я могу быть Вам полезна? Садитесь. Хотите кофе?

Ираклий. Если Вас не затруднит, без сахара и, если можно… стакан холодной воды.

Асиль(улыбаясь). Не затруднит. Итак….

Ираклий. Миледи уже объявлялась? Кассету слёзно вымогала? Я по этой же причине, но совсем с другой целью. У меня — никаких прав. Ни на рукопись, ни на мемуары, ни на наследство. Только рыцарский кодекс: «Защита слабых и восстановление справедливости». А также — право на меч и на коня.

Асиль. Насколько я помню, рыцари посвящали себя поэзии и служению прекрасной Даме.

Ираклий. Насчёт поэзии — не получится. Я занимаюсь Древним Римом. И Египтом. А наука не терпит соперниц. Что же касается… «Прекрасной Дамы»…. Так и быть — выбираю Вас. Даже имя подходит — А С И Л Ь. Совершенно неизвестного происхождения имя, то ли жрицы, то ли наяды. Кстати, что оно обозначает?

Асиль. Ваш кофе, месье или сеньор, как Вам удобнее.

Ираклий. Чудесный кофе! (Очень серьёзно). Не хочу, чтобы он умирал! Молился за него. Всю службу отстоял. Свечи зажёг — всем святым. Кого знаю. Обет дал. Тайный обет. Не хочу, чтобы он ушёл. Не хочу!

Асиль (спокойно). Он будет жить. Долго и счастливо. Просто сейчас полнолуние, упадок сил. Но он — сильный человек, и мы с Вами его любим. Значит, защищаем. Ибо любим — бескорыстно. Но скажите, зачем ему — эта — молодая жена?

Ираклий. Запретная тема. Но вы ведь ей ничего не подарите? Не отдадите и даже — не встретитесь? Обещаете?!

Асиль. Обещаю.

Ираклий(Встаёт. Кланяется. Церемонно целует руку). Почему бы нам не продолжить наше знакомство?

Асиль(улыбаясь). Я подумаю.

Ираклий. Не ожидал, что Вы — такая красивая. Мой дядя избегает красавиц. Он уверен, что красавицы — или глупы, или спесивы. Или…

Асиль. Ему не повезло.

Ираклий(тихо). Может, Вы разрешите мне… послушать его голос. Только послушать.

Асиль. Всё-таки жутковатая вещь — публичность. Как будто живёшь в стеклянном аквариуме. Все и каждый могут похлопать тебя по плечу. И заглянуть в душу. Иногда я жалею, что у меня не хватает смелости стереть эту плёнку.

Ираклий. Но ведь зачем-то всё это… само записалось. Он никогда не хотел написать книгу. Как-то сказал мне: «Если я начну формулировать — зачем я хочу ставить эту пьесу, мне просто расхочется это делать». А Вы часто слушаете его голос?