А н а с т а с и я. Вы к кому? К Егорушкину?
С е р г е е в. Да.
А н а с т а с и я (с гордостью). Он в полку. Снова летает. Сашенька пошла ему звонить по телефону. Это моя дочь. У вас дела к нему? Так рано?
С е р г е е в. Не спешно. Потом зайду.
А н а с т а с и я (посмотрела на окно). Что это?
С е р г е е в. Я расписал. Баловался, пока ждал вас. Думал, может, это доставит вам удовольствие? Все-таки веселее.
А н а с т а с и я (рассеянно). Да. Впрочем, мне все равно. Я уезжаю отсюда.
С е р г е е в. Далеко?
А н а с т а с и я. В Кировск. Или попрошусь на передовую. Я ведь медсестра. А вы кто?
С е р г е е в. Валентин Сергеев. Знакомый Ведеркина.
А н а с т а с и я. Ведеркин тоже в полку.
С е р г е е в. Ну, передавайте привет. (Идет к двери, останавливается.) Слушайте… У вас тут суп на печке был… Он выкипел. (Уходит.)
А н а с т а с и я. Хорошо. Вы еще зайдете? (Смотрит Сергееву вслед.) Какой странный молодой человек. (Глядится в зеркало.) Ой, безобразие. Старая баба… Хотела в парикмахерскую зайти, еще заперто. (Открывает комод.) Сейчас вещички свои уложу… (Достает из-под кровати пустой чемодан, кладет в него вещи.) Отвоевалась старая калоша… (Садится на чемодан.) Дожила… Никому не нужна… (Всхлипнула.) Ой, ноженьки подкашиваются. (Видит бутылку рома, читает надпись на этикетке.) «Выпить, когда…». (Хлопает по донышку.) Самое время! (Откупоривает, наливает рюмку, обращается к комнате.) Прощай! (Выпивает.) Не нужна я вам больше… (Осматривает комнату.) Э-эх, несмышленыши, дети… Совсем без меня захирели… Паутиной заросли. Штукатуркой покрылись. Пол им вымою напоследок. (Берет в углу ведро, наливает воду, сбрасывает шубу.) Сейчас я вам надраю палубу… (Мокрой шваброй моет пол, плачет, вытирает слезы тыльной стороной ладони, поправляет волосы, вздыхает и приговаривает.) Э-эх, дура, старая дура, отыграла свое… (Заводит патефон. Марш.) Все уберу, блестеть будет. И уеду… Брат у меня на Южном фронте, я к нему поеду, товарищ Егорушкин. И платьев не возьму, только два платья, остальные можешь Агате отдать. Синее возьму, горошком. И бархатное с цветами… Новый год в нем встречали. (Бросает швабру, моет руки, снова подходит к зеркалу.) Причешусь только… (Смотрится.) Что он нашел красивого в моих волосах? Чудак! (Разбирает платья, накидывает на плечи одно, потом другое.) Зеленое тоже возьму… И эту блузочку, из Ленинграда он мне привез… А это фиолетовое он не любит. Ну и черт с ним. Пусть Агата носит. (Идет за ширму, что-то напевает там.) Почему он говорит, что у меня самые красивые плечи на свете? Вот комик! Плечи как плечи. Немного даже полные. (Выходит из-за ширмы, на ней вечернее синее платье.) Надену серьги. (Надевает серьги, красит губы.) Почему он не любит, когда я крашу губы? Он в этом ничего не понимает. Маникюр любит, а губы не велит красить. А Агата твоя красит губы. И ресницы мажет! А у меня и так красные губы. Так не уеду отсюда замухрышкой. Соберу всех друзей летчиков, даже Ведеркина позову, полковника… За ваше здоровье, товарищ Егорушкин! (Поднимает рюмку.) За вашу новую жизнь! И за мой благополучный отъезд. (Выпивает, глаза у нее блестят, она преобразилась, даже походка стала другой. Смеется.) «Я вам привезу платье королевы-матери. Вы сможете в нем пойти с мужем на «Коварство и любовь». Малявка! Что ты в этом понимаешь?! (Достает из чемодана и вешает на стену свой портрет.) И если вы его снимете, пока меня здесь не будет, я вам головы оторву! (Поправляет прическу, ставит зеркало рядом со своим портретом и тихонько смеется, довольная сопоставлением.) Ну, теперь приходи прощаться со мной, Петр Сергеич Егорушкин.
За дверью шаги. Анастасия замерла, стала против двери. Вбегает С а ш е н ь к а.
С а ш е н ь к а. Папа…
А н а с т а с и я. Что?!
С а ш е н ь к а. Я звонила в полк… там сказали, что папа сбил самолет и…
А н а с т а с и я. Что? Говори, что?
С а ш е н ь к а. Подожди… подожди…