Пьесы

Иксанов. Когда мне было лет двадцать, я постоянно пытался переделать мир. Он казался мне каким-то кособоким, неаккуратным, неправильным. Особенно это касалось отношений между людьми. Вот, например, мужчина и женщина не любят друг друга, но живут вместе. Гуляют под ручку, завтракают за одним столом, даже рожают детей. И при этом ненавидят друг друга. Или наоборот, пусть они любят друг друга. Но она богата, а он беден — возьмем банальнейшую, водевильную ситуацию. Она выходит замуж за министра, а он едет в провинцию преподавать отечественную историю, женится на какой-нибудь толстой сельской барышне и тихо спивается, во время приступов белой горячки бормоча что-то неразборчивое из латыни. На каждом шагу я видел людей, которые обращались со своей жизнью хуже, чем мужик обращается со своими портянками. И мне казалось, что так быть не должно и я обязан это изменить. Я был убежден, мой долг — объяснить этим несчастным, что жизнь — это драгоценность, которую нельзя хранить в нужнике. И что ты думаешь, они были мне благодарны? Черта с два! Нет, они не начинали ненавидеть себя. Как раз себя-то они оправдывали и находили сотню, тысячу объяснений, почему они поступают именно так. Они были готовы потратить годы на то, чтобы выдумать убедительное объяснение, почему они не могут изменить свою жизнь. Но они ненавидели меня за то, что я пытаюсь нарушить их привычное существование, полное упоения собственной никчемностью. О, я набил себе немало синяков, прежде чем понял, что я — такое же ничтожество, как и все остальные и также не могу найти в себе силы на то, чтобы сделать очередной шаг вперед. И вот я сижу в этих четырех стенах и занимаюсь тем же, чем и все остальные — изобретаю причины, по которым я не могу жить по другому. Вспоминаю врагов, которые строят мне козни, придумываю всякие неблагоприятные обстоятельства, нахожу в себе разнообразные пороки — словом, воздвигаю на своем пути непреодолимые препятствия. Поверь мне, все эти годы я трудился не покладая рук. И возвел столько этих самых препятствий, что вряд ли такой слабый, старый человек, как я в силах их преодолеть.

Максим. Вот это самое важное, на что не обращал внимания никто из постановщиков «Трех женщин».

Иксанов. На что именно?

Максим. Вот эта последняя фраза в монологе Михайлова: «вряд ли такой слабый, старый человек, как я, в силах их преодолеть». Сколько вам было в 73-м году?

Иксанов. Тридцать.

Максим. Вы находите органичным, что тридцатилетний юноша считает себя стариком?

Исканов. Вполне. В то время старели рано. Вспомните Онегина и Печорина, и вообще всех этих наших молодых старичков великой русской литературы.

Максим. Ничего подобного. Ошибка всех предыдущих постановщиков «Трех женщин» состояла в том, что они брали на роль Михайлова молодых парней. У них получалась история о жиголо, который ради денег обольщал трех уездных барышень. А теперь представьте, что Михайлову — шестьдесят четыре… сколько вам?

Иксанов. Шестьдесят два.

Максим. Пусть будет шестьдесят два. Он действительно старик. И все эти фокусы, все эти выкрутасы, которые он выделывает — все это ради того, чтобы избежать одиночества, ради душевного тепла, ради взаимопонимания, ради любви, наконец!

Иксанов. Друг мой, вы заблуждаетесь. «Три женщины» — весьма посредственная пьеса, которую очень любили ставить только потому, что там были большие роли для жены режиссера, его любовницы и его дочери. А у любого режиссера в любом театре есть жена, любовница и дочь.

Максим. Кстати, возможно вам будет интересно, что роль Агриппины Андреевны согласилась сыграть Анна Гельц.

Иксанов. Аня?

Максим. Да, сейчас, в ее возрасте, эта роль как раз для нее. А в оригинальной постановке Академического театра она играла Зинаиду Сергеевну. Была вашей… партнершей.

Иксанов. Я не выжил из ума, сопляк! Я прекрасно помню, кто кого играл и кто был чьим… партнером. Когда начинаются репетиции?

Максим. Если вы согласны, то через две недели.

Иксанов. Позвоните мне. Только не нужно больше вламываться без предупреждения в мою берлогу.

Максим. Хорошо. До свидания.

Иксанов. Минуточку.

(достает из кармана халата бумажку)

Вы пытались украсть у меня рекламу мебельного магазина, которую мне подбросили в почтовый ящик. Вы собираетесь обзавестись новой мебелью?

Максим. Да нет. Видите ли. Когда я вошел… пустая квартира. Я крадусь через комнату, как вор, который должен похитить нечто важное. Роюсь в бумагах, нахожу это — не знаю что — письмо, расписка, шифрованное донесение. Не подумайте, я не болен клептоманией. Просто мне показалось, что логика всей этой сцены требует того, чтобы я взял со стола бумагу и спрятал ее во внутреннем кармане.

Иксанов. Говорите, ваша «Чайка» провалилась?

Максим. С грохотом.

Иксанов. Я буду ждать вашего звонка.

Максим. Я позвоню.

Максим уходит.

Действие 2

Репетиционный зал. Иксанов и Анна Гельц, улыбаясь, смотрят друг на друга.

Иксанов. Аня, боже, как ты постарела!