Читаем Пьесы полностью

Ее мать. Так, с этим мы уладили… А теперь давайте обедать. Только сначала надо мыть руки, молодой человек… Так это заведено… (Отходит с ним в сторону.) Я хочу открыть вам, что вы совершенно не умеете мыть руки. После вашего мытья на полотенце остались грязные следы… Я рада вам сделать это замечание как будущему родственнику: вы уже достаточно взрослый, чтобы уметь мыть руки.

Он. Простите. Ради бога… простите. (Ей) Я чуть не умер от стыда. Есть вещи, которые нельзя говорить… (В зал) Но что делать — она работала педагогом, и у нее, видимо, были свои взгляды на воспитание: она считалась сторонником реалистического подхода к вещам — к любым вещам. Наверное, все это полезно… (Ей) Я, например, после ее прямого и честного разговора так тщательно мою руки, что теперь не поймешь — нужно ли руки вытирать полотенцем или наоборот. Правда, в доме у вас я старался больше не бывать.

Она. Милый. Ты никогда не мог понять. Она была моя мать! Она меня любила! Страшно любила и оттого было все! Это надо было понять, а не пользоваться ее опрометчивыми словами и поступками! Впрочем, все эти рассуждения о несовершенстве моей матери появились потом… А тогда ты уставился на меня и просидел весь обед с блаженной улыбкой…

Он. Тогда был рай. И мы получили от щедрот твоей матери тот самый шалаш, в котором так хорошо с той самой милой. И я не мог представить, как мы потом выберемся из этой комнаты.

Нептун (плюхаясь на стул). Димьян! (Берет салфетку, вытирает глаза) И у меня тоже… была теща… Хорошая такая… Взаимопонимание….Ни одного грубого слова! Только и слышал от нее «зятек» да «зятек»! Теща, где ты?

Ее мать. Действительно, почему не видно среди нас этой положительной дамы? Отчего вы ее не вообразили, гражданин Ферапонт?

Нептун (горестно). Ее нельзя вообразить, мамаша. Она десятого фаршем случайно отравилась — теперь на больничном…

Он. А у… Мы пришли в нашу первую комнату

Она. Неужели в ней всего девять метров? Она кажется намного больше. (Он целует ее) Кто-то ходит в коридоре… А здесь нет даже крючка.

Он. В ней девять и шесть десятых метра.

Она. Давай сначала сделаем крючок. (Целует его) Сколько ты раз меня поцеловал… Жить без обыкновенного крючка… как так можно? (Он целует ее. С ужасом). Боже мой… как я тебя люблю…

Ее мать (печально и прекрасно). Они — дети… Попросту дети…

Нептун (стонет). И у меня — тоже! (Почти рыдает) Правда, нюанс: сначала мы жили в комнате вместе с тещей, которая десятого фаршем отравилась… Как нам было хорошо! Как мы ждали с Улитой, когда теща заснет! С тех пор для меня храп, как музыка… как популярная песня. Сон тещи, где ты? (Вытирает глаза салфеткой)

Он. Перестань сейчас же! Он все испортит…Мы повторим еще раз.

Нептун. Да, да — на бис! И простите меня…


Нептун и Геныч уходят.

Он. Ау! Леночка! Мы пришли в нашу первую комнату. Смертельный номер! Она (почти кричит). Перестань шутить! Я не могу больше над этим смеяться! Я же люблю тебя! Я же люблю тебя! Я же люблю тебя! Я же люблю тебя!

Часть вторая

Выходят Нептун и Он.

Он (в зал). Это значит — прошло больше года. Я закончил университет, я начал работать в НИИ. Нептуша, пора вспомнить про первый год моей работы.

Нептун. Обижаешь. Я, конечно, уважаю интеллигентные занятия: я вон сам в фотографии работаю, я, если хочешь знать, когда без очереди куда лезу — всегда кричу для интеллигентности «Атас! В министерство опаздываю». Я, вон, фильм «Тени забытых предков» по телевизору до конца досмотрел. Но сегодня суббота, день отдыха. (С негодованием.) И если ты хочешь в мой выходной день повспоминать про свои протоны-электроны…

Он. А что ты кричишь?

Нептун. А сам закрой коробочку! Я к тебе пришел прямиком из детства или ты ко мне? Чем гостя из детства занимаешь? Где домино? Где футбол? Где телевизионная игра «А ну-ка, парни!»? А теперь про работу решил наладить?

Он. Нептуша!

Нептун. Обиделся я! (Молчание)

Он. Нептуша, а Нептуша… А у нас мюзикл зато скоро будет…

Нептун. Чего?

Он. Мюзикл! Это значит: когда всем весело! Поем напрополую и при этом трезвые и не психи. Вообще, мюзикл — это выход. Вот, допустим, я тебе оскорбление говорю. Обидно. А вот если я спою его тебе? (Поет) «Дурак». Вроде даже приятно, так? Мюзикл, Нептуша, это — хорошо.

Нептун. Мюзикл, Дима!

Он. Мюзикл, Федя!

Нептун. Мюзикл, Дима, — это хорошо! (Целуются) (Рукопожатие)

Он. Ау! Мы живем уже год в нашей комнате… И у нас еще рай!.. (Обращаясь к ней) Заинькин… (В зал) Заинькин — это ее тогдашнее прозвище.

Она. Да, Барбарисин.

Он (в зал). Барбарисин — это я. Почему «Барбарисин» — уже не помню, так сложилось.

Она (нежно). Барбарисин!

Перейти на страницу:

Все книги серии Радзинский, Эдвард. Сборники

О себе
О себе

Страна наша особенная. В ней за жизнь одного человека, какие-то там 70 с лишком лет, три раза менялись цивилизации. Причем каждая не только заставляла людей отказываться от убеждений, но заново переписывала историю, да по нескольку раз. Я хотел писать от истории. Я хотел жить в Истории. Ибо современность мне решительно не нравилась.Оставалось только выбрать век и найти в нем героя.«Есть два драматурга с одной фамилией. Один – автор "Сократа", "Нерона и Сенеки" и "Лунина", а другой – "Еще раз про любовь", "Я стою у ресторана, замуж поздно, сдохнуть рано", "Она в отсутствии любви и смерти" и так далее. И это не просто очень разные драматурги, они, вообще не должны подавать руки друг другу». Профессор Майя Кипп, США

Алан Маршалл , Борис Натанович Стругацкий , Джек Лондон , Кшиштоф Кесьлёвский , Михаил Александрович Шолохов

Публицистика / Проза / Классическая проза / Документальное / Биографии и Мемуары

Похожие книги