Пьесы

Она (засмеялась). Раньше во мне была обделенность. Я ничего не получала от вас взамен и хватала, как говорится, что дают. И вдруг разом получила все, что могла: вершину… (Усмехнулась.) Правда, немножечко вбок. И оттого сейчас вместо жадности голодного во мне странное умиротворение… покой. Я готова плакать все время. Я всех люблю: вас, ее. Я настоящая женщина. Я стала взрослой, милое чудо… Я всегда стремилась стать взрослой и не хотела! Мне нельзя! Я не сумею взрослой! Мне страшно! Для меня все дело в том, чтобы стремиться, но не стать! К счастью, я не успею стать! Завтра я ложусь в больницу.

Он. В какую больницу?

Она. Опять вы кричите! Если бы вы знали, как я устала.

Он. Я тоже устал! Я очень устал. В какую больницу?!

Она. Если человек сердится — значит, он устал не до конца. У меня есть теория: когда человек устанет до конца, он не сможет быть злым. У него и сил не хватит для сокращения мускулов в злую гримасу. Настоящая усталость — это ясное тихое лицо. Прощайте. Я напишу вам! Слышите?! И ждите! (Кричит.) Я напишу! Прощайте! А то за мной, кажется, следят! Ждите! (Вешает трубку, убегает.)

Прошло несколько дней. Вечер. В свою комнату входит Он с ее письмом в руках. Одновременно в комнату матери входят Мать и Подруга.

Мать. Сестра из гинекологии показала мне упражнение. (Становится на корточки и ходит.) Полчаса в день — и можешь есть пирожные.

Подруга молча мрачно сидит в кресле.

Он (читает ее письмо). «… Я поняла. Мои сказки — это мои мечты, погибающие из-за собственной величины… В палате — две кровати, две тумбочки… В тумбочку я сложила свои тетради и неотправленные письма. Вы знаете, когда меня везли, мы проезжали мимо той доски объявлений. И конечно, шел дождь и было серое небо… небо моих воспоминаний неизвестно зачем. Мне нельзя вспоминать. Я начинаю плакать. Подпись. Бывшая «я». «Я» — умерло, здравствуйте, меня зовут Наташа, или Каштанка, кто как… Если вы захотите прислать мне ответ, напишите по адресу: двадцать третий квартал, дом восемнадцать, кв. девять — мне перешлют». (Задумывается и быстро выходит из квартиры.)

Мать (поднимаясь с колен, стараясь небрежно). Ну, почему ты не рассказываешь о своих жениховских делах?

Подруга (усмехнулась). А чего рассказывать. Надеюсь, ты поняла, что я только шутила. Ты ведь, кстати, тоже шутила…

Мать вопросительно глядит на нее.

Ну с капитаном… ну, которому ты письмо от меня отправила… А телефон почему-то свой написала… Пошутила, да?

Молчание.

Боже мой, ты — красавица! А я думала, что у красавиц… Все-таки, наверное, лучше быть уродиной. Природа им много не дала, а взамен дала все: ловкость, хитрость, и вдобавок все уродины ощущают себя красавицами и еще других убеждают в этом. Природа экономна: или красота, или ум, или счастье… Ну, чем у вас кончилось с капитаном?

Мать. Он не позвонил больше.

Подруга. Главное — не трепыхаться. Мне предлагают заведовать отделением. Наверное, возьму, а то у меня куча энергии. Что ты молчишь?.. Просто мне хотелось верить, что есть та, которую все любят, которая всех бросает…

Мать. Врешь!.. Ты никогда в это не верила. Если бы ты видела свое лицо, когда я звоню ему по телефону!.. Просто так было удобнее — тебе и мне. Ну, а теперь нам плохо будет вместе. Надо выдумывать новое… А поздно… Ты права. Надо сказать себе: ты прожила. И опустить глаза раз и навсегда. (Засмеялась.) «Капитан, капитан, улыбнитесь…»

Звонок в дверь. Они замолкают. Снова звонок. И тотчас, как будто по команде, обе начинают лихорадочно собираться: они причесываются, поправляют одежду, они в каком-то исступлении. Наконец Мать идет открывать дверь — и возвращается вместе с ним. Мать в недоумении глядит на него.

Он. Простите, ради Бога: я хотел бы узнать, как здоровье Наташи?

Мать (вздрогнув при звуке его голоса, тихо). Какой Наташи?

Он. Это двадцать третий квартал, дом восемнадцать, квартира девять?

Мать. Да. Но никакой Наташи здесь нет. Подруга. Может быть, вам Галю?

Он. Нет, мне Наташу.

Мать (вдруг торопливо). А вам дом восемнадцать, квартира девять по улице Свиридова или по Третьей Вавилова?

Он (глухо). Я не знаю.

Мать (совсем торопливо). Вам наверняка по Третьей Вавилова! Это такой же дом. Только торцом, как выйдете — направо…

Но раздается стук входной двери, и в комнату входит Она. Мать в ужасе глядит на нее. Она молча смотрит на него.

Она (совершенно спокойно). Здравствуйте.

Мать (торопливо). Ты не знаешь Наташу во втором корпусе?

Она. Нет. (Проходит в свою комнату, застыла у двери и слушает.)

Он. Спасибо, я пойду. (Уходит.)

Подруга. Какой милый, да? И голос у него какой-то…

Мать. Интеллигентный.

Она все стоит у двери в своей комнате.