Пьесы

Максим. Да, Роберт Анатольевич, это было бы очень некрасиво с вашей стороны. Кстати, обращаю ваше внимание, что вместе с ними приехала девушка Ирочка, которая будет играть Танечку.

Иксанов. Я даже просто стесняюсь спросить, кем она приходится господину Нефтепрофоду.

Максим. Она его любовница.

Иксанов набирает воздуха в легкие, чтобы ответить Максиму, но тот вдруг срывается с места и бежит открывать дверь.

Входят Иван Шурко, его жена Елена и Ирина. Елена целует Максима, пожимает руку Анне, кивает Иксанову.

Елена. В Москву! В Москву!

Максим. Добро пожаловать!

Иксанов. (отвешивает земной поклон) Исполать!

Елена. Представьте себе, у нас на аэродроме было по колено снега, а прилетаем сюда — здесь весна, все цветет.

Шурко. Вышли из самолета, вызвали такси, побросали шубы в багажники и поехали в «Метрополь». Представляете, как удивилась обслуга, когда мы начали выгружать им на руки наших собольков? Наверное, решили, что мы ими торгуем.

Иксанов. Кстати, может быть, вам и правда продать их каким-нибудь иностранцам? В Москве соболей не носят уже лет триста.

Шурко. Вы думаете? А у вас нет знакомых иностранцев?

Иксанов. Упаси бог! Никаких порочащих связей!

Елена. Максим! Вы должны показать мне все-все-все здесь! Я не была в Москве целую вечность! Здесь, наверное, все так ужасно изменилось?

Максим. Вы не узнаете Москвы.

Иксанов. Дефолт способствовал ей много к украшенью.

Елена. Ах, я предвкушаю! Здесь, наверное, так и бурлит культурная жизнь!

Иксанов. Пенится, я бы даже сказал.

Елена. А у нас в провинции все так скучно, из культурных мероприятий — только баня и охота.

Иксанов. Уверяю вас, в Москве дела обстоят точно так же.

Елена. Вы и есть Иксанов?

Иксанов. Собственной персоной.

Елена. Очень рада. (Максиму) Первым делом мы едем в ГУМ. Потом — в Лужники.

Иксанов. А как же Третьяковская галерея?

Анна. Роберт!

Елена. Там теперь тоже торгуют?

Иксанов. Нет, но при желании вы сможете найти там ваших собратьев по соболиным шубам.

Шурко. Они там собираются? А кто именно?

Иксанов. Например, боярыня Морозова, княжна Тараканова, Иван Грозный и его сын…

Елена. (зло) Это очень смешно. Максим, Ирина, Иван Иваныч, едем.

Шурко. Елена, опять эти магазины?

Елена. Хорошо. Иван Иванович остается здесь с этим… джентльменом.

Иксанов. Польщен (пожимает руку Шурко, потом медленно отступает назад).

Елена, Ирина и Максим убегают. Шурко и Иксанов долго молча разглядывают друг друга. Иксанов делает несколько неуверенных шагов вперед. Он явно хочет что-то сказать, но никак не может придумать, что именно. Пауза длится и, наконец, становится неприличной. Иксанов бессильно разводит руками.

Шурко. Хотите выпить?

Иксанов. (в восторге) Чрезвычайно точно подмечено!

Шурко достает из кармана фляжку, свинчивает пробку, наливает в нее и подает Иксанову.

Иксанов. За знакомство!

Шурко. Со свиданьицем.

Иксанов выпивает, хрипит, задыхается.

Иксанов. Что… это… за отрава?

Шурко. Ага, пробрало? Это тебе не сорокаградусная моча, которой проклятые американцы спаивают русского человека! Самогон, 73 оборота. Чистый, как слеза младенца Иисуса. Согревает в любые холода даже лучше ласкового слова начальника.

Достает из кармана дорогого костюма луковицу, чистит ее, подает Иксанову.

Шурко. На, занюхай. Еще мама мне говорила — лук от семи недуг.

Иксанов послушно занюхивает, потом берет луковицу и смачно откусывает от нее.

Иксанов. Особенно если закусывать им это ракетное топливо. Вы его тоже гоните из нефти?

Шурко. Обижаешь. Этот — из риса с лесными ягодами.

Иксанов. Ага! Китайцы все-таки завоевали Сибирь?

Шурко наливает себе, выпивает, занюхивает луковицей.

Шурко. Елена у меня актриса.

Иксанов. Я это уже понял.

Шурко. А я это не люблю — магазины, шмотки, культура. Суета. Еще будешь?

Иксанов. Разве у меня есть выбор?

Шурко наливает, Иксанов выпивает, занюхивает. Встряхивается, как пес, вылезающий из воды.

Шурко. У вас тут слишком много людей. Нужно половину переселить к нам.

Иксанов. (поперхнувшись) Уже пытались. Никому не понравилось.

Шурко. А что у вас тут хорошего? Вонь, шум, питаетесь сплошными консервантами и канцерогенами. Только и радости, что культура — можно каждый день шмотки новые покупать. А я считаю так — жопа у тебя одна (ударяет Иксанова пониже спины), и штаны должны быть одни. Правильно я говорю?

Иксанов. С вами трудно спорить…

Шурко. И не спорь!

(выпивает)

Шурко. Ничего, мы вас научим родину любить! Дайте нам только срок! В стране жрать нечего, а у вас этот… порнограф и говноед в Большом театре.

Иксанов. Так ведь больше-то жрать нечего…

Шурко. Молчать! Всех дармоедов — на поля, в леса, к станку! Никакой культуры! Никакой порнографии! (выпивает, меняет тон) Кстати, а где тут можно… ну, ты понимаешь?

Иксанов. Прямо по коридору и налево.

Шурко. Да нет, ну ты же сам мужик, чего, неужели не понимаешь?