Пьесы

ДАВИД тянется через стол к матери, хватает разделочный нож, подносит к ее лицу, глубоко вонзает лезвие в щеку и ведет вниз к шее. Кровь сочится из раны, капает на стол и на платье. Он встает, подходит к раковине, моет руки и нож, потом возвращается к столу и кладет нож обратно.

(Смотрит на кровь, сползает на пол. В следующую минуту оживает, словно бы ничего не случилось.) Наверное, это так здорово пойти куда-нибудь потанцевать. Сто лет не ходила на танцы.

ГЕОРГ. Пошли со мной. Иди надень что-нибудь.

ЭЛИН. Да нет, что ты. С чего вдруг я пойду танцевать.

МАРТИН. Ты танцевала всего пару недель назад, когда Валлис женился. И была очень довольна.

ЭЛИН. Правда?

МАРТИН. Конечно. Тебя стошнило на клумбу, дочка Валлиса сказала: «И сюда! Сюда тоже!» И стала показывать на другие цветы. Она думала, ты их так поливаешь.

ЭЛИН. Давид, может, все-таки съешь что-нибудь?

ДАВИД. Нет, спасибо.

МАРТИН. Ты ведь обожаешь лосося.

ДАВИД. Нет, я люблю палтуса с белым соусом.

МАРТИН. Палтуса с белым соусом мы едим только на поминках. Уже уходишь? Вечером вернешься?

ГЕОРГ. Тебе какая разница?

МАРТИН. Да я так, просто спросил. Совсем не обязательно давать кругаля на двух колесах каждый вечер, когда едешь домой. Ты, конечно же, ждешь, что на Рождество тебе подарят водительские права.

ГЕОРГ. Не твое дело, чего я жду. (Уходит.)

МАРТИН. Ушел, значит. Ну что, покурим? Ты что будешь делать? Я мог бы помыть посуду… Не хочешь пойти наверх, отдохнуть? Ты сегодня такая усталая. И совсем бледная. Я помою посуду и позвоню Лене, а потом поднимусь к тебе. Иди отдохни. День скоро кончится. Попробую найти какую-нибудь хорошую книгу. И приду к тебе. Слышишь — иди отдохни.

ЭЛИН. Что-то у меня сил нет.

МАРТИН. Вот я и говорю.

ЭЛИН. А если Лена откажет?

МАРТИН. Нет, только не это.

ЭЛИН. Но если все-таки откажет, что будем делать?

МАРТИН. Не знаю.

ДАВИД. А может, скажешь им, что деньги сожрала собака? Ты ж говорил инспектору из налоговой, что она сожрала квитанции… Ах да, собака-то умерла.

МАРТИН. Какая еще собака?

ДАВИД. Наверное, в роли собаки был ты.

ЭЛИН. Давид, не вмешивайся.

ДАВИД. В таком случае, извини. Только больше не приходи ко мне по ночам и не жалуйся, когда он будет бить тебя. Пеняй на себя.

ЭЛИН. Кто меня будет бить?

МАРТИН. До чего ж ты бессовестный. Совсем стыд потерял. (Встает.) Все, с меня хватит.

ЭЛИН (тоже встает). Ты сказал Улле, чтоб она ощипала уток?

МАРТИН. Уток? Да нет, я сам их вчера ощипал. Она говорит, что не переносит этого запаха… Хорошо, что ты вспомнила, что надо замариновать их… Пожалуй, займусь этим сейчас. Вот черт. Элин, сейчас же потуши сигарету, иди наверх и ложись, я скоро приду, дорогая.

ЭЛИН. Хорошо, так я и сделаю. Надо приготовить рубашку Давиду. Не забудь про Лену.

МАРТИН (вздыхает). Ладно.

ЭЛИН. Обещай мне.

МАРТИН. Да, конечно.

ЭЛИН. Давид, зайди потом ко мне перед сном попрощаться. Обязательно. Больше сегодня никуда не бегай. (Кашляя, уходит.)

МАРТИН. Ох, до чего ж нехороший кашель.

ДАВИД выключил радиолу. Возможно, он задремал. ЭЛИН сиди в ванне, зовет его. «Ты не мог бы подняться потереть мне спину?» Он идет к ней и пр. Она просит потереть ей спину пониже он намыливает ее, трет, смывает. Смотрит на ее тело либо начинает ласкать ее, берет ее грудь и т. д., либо она без видимой причины вдруг приходит в бешенство, кричит: «Что ты здесь делаешь! Убирайся отсюда, мерзкая свинья!»

Что будешь делать?

ДАВИД. Новости посмотрю.

МАРТИН (смотрит на часы). Уже так поздно?

ДАВИД. Когда захочу, тогда и уйду.

МАРТИН. Не мог бы ты ненадолго остаться, надо по говорить.

ДАВИД. Поговорить с кем?

МАРТИН. Со мной, разумеется.

ДАВИД. Ты обещал мне, что вечером я смогу посмотреть шестидневный пробег, помнишь?

МАРТИН. Я обещал? Во сколько он начинается?

ДАВИД. Через несколько часов.

МАРТИН. Зачем ты меня спрашиваешь, все равно все делаешь по-своему.

ДАВИД. С каких это пор?

МАРТИН. Так было всегда. Сколько я тебя помню. Сядь, пожалуйста, давай поговорим… Наконец мы остались одни.

ДАВИД. О чем нам говорить?