Пьесы

Великая старица Марфа немолода, грузна, ее горбоносое лицо светится белым треугольником из-под монашеского клобучка и черного плата. Марина выглядит некрасивым подростком — маленькая, щупленькая, в ободранном платье, сшитом когда-то по французской моде, с плоеным воротником и расходящейся книзу тяжелой жесткой юбкой. Инокиня же сохранила, как можно сохранить к таким годам, прежнюю красоту. Голос старицы весом и мощен, голос мнимой царицы молод и звонок, голос инокини — тонок и жалобен. Одна — осознает тяжесть своего бремени, другая — не желает его видеть и ощущать, третья — попросту умирает, коли еще не мертва.

Бьет колокол — тяжело и скорбно.

Старица МАРФА(отрешенно) Год семь тысяч сто двадцать второй от сотворения мира.

МАРИНА (отрешенно). Год одна тысяча шестьсот четырнадцатый от Рождества Христова.

Последний удар колокола.

Инокиня Марфа. Устала я, сил нет... ухожу…

Старица Марфа. Вразуми, Господи. Надо решать. Мужа рядом нет, послушать некого. Вразуми.

Старица Марфа берет со стола длинный столбец, просматривает, откладывает, хмурится.

Марина. Матерь Божья, сил моих не осталось, пришли за мной кого-нибудь! Есть же верные люди! Придут, ворвутся, собьют проклятые оковы, нас с царевичем на волю выведут! Еще же не все потеряно, Матерь Божья!

Старица Марфа. Вразуми, Господи. Измалодушествовалась я не ко времени...

Инокиня Марфа: Неужто смертушка такова? Неужто так и отходят?

Марина. Матерь Божья, спаси московскую царицу! Я — царица, я это знаю, меня на царство венчали! У меня и царевич есть! Матерь Божья, пришли верных людей! Спаси царицу Марину с царевичем! Я знаю, ты спасешь!

Старица Марфа. Тоже ведь дитя, хоть и воренок... Мишеньке моему больше ли было, когда его у меня отняли? Пять лет было Мишеньке, а этому, Маринкиному щенку, сколько? Четыре, сказывали. Кабы муж был здесь! Ему бы и решить бы... Дура старая, а то ты не знаешь, что велел бы муж! Надо решать, надо решать…

Инокиня Марфа: Ничего, ничего… Страшно, а я потерплю… Всю жизнь терпела… И встретит меня там мой сыночек единственный, Митенька. Таким, поди, и остался — девятилетним... ждал меня в пресветлом раю, вот и дождался... и встретит, и за все простит…

Марина. Матерь Божья, спаси царицу с царевичем!

Старица МАРФА. Матушка Богородица, дай мне силы мое дитя спасти! (берет в руку перо, просматривает еще раз исписанный столбец). Быть по сему!

Опять бьет колокол, где-то гудит незримая толпа.

И пропадают старица Марфа с Мариной Мнишек, остается одна инокиня Марфа. Она медленно встает с постели, ставит на стол ларец, присаживается на резной табурет, достает из ларца настольное зеркало-складень, темное, в железной оковке, составленное из нескольких малых, и поправляет пальцем брови.

Инокиня МАРФА. Как же я собой хороша была — очи мои, брови мои, румянец не покупной, коса до подколенок... Кто увидит — у того сердце от восторга зайдется... За одно лишь корили — черновата уродилась, смугловата, не бела. Так на то, поди, белильца есть. Подмажет мамка или нянюшка — и вот уж я всех боярышень белее.

Красавицей была, из терема лишь в храм Божий выходила да в сад с подружками гулять, а о моей красе вся Москва толковала. Да! Люди помнят! Кто первая красавица? Марья Нагих! Окольничего Федора Нагого дочь!

Я и теперь хороша. Так меня Господь наградил — не старюсь да не старюсь... зеркальце вот малое, оно не соврет, большое в келье держать грех, а за малое — Бог простит...